Водомерка

Обнюхивать тщательно
На пальцы накручивать
Голод тактильный
Птеродактильный
Что там у вас в книжках со словом морковь рифмуется
Я по жизни троечница и невнимательница

По поверхности
Водомеркою
Глядя тщательно
в отражение
Что там у вас в песнях со словом вино рифмуется
Я по жизни вечная пролетательница

Глубины раздражения
Вызывательница
Неудачница не красавица
Что там у вас в сказках со словом трава рифмуется
Я по жизни сладкого пожирательница

Мечты с перчатками
Стихи со стразами
Скрываю тщательно
По всей поверхности
Что там у вас в поэзии со словом кеды рифмуется
Я по жизни горькая и без нежности

https://www.proza.ru/2014/09/16/750

стихи жанр который имеет доступ к потайным местечкам души.

Что-то не торкнуло

Напишите,что торкает вас,с удовольствием буду наслаждаться,хочется стихов

Меня, например, вот это:

Я когда-то умру — мы когда-то всегда умираем.
Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем...
Не скажу про живых, а покойников мы бережём.

В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок —
И ударит душа на ворованных клячах в галоп!
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок...
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Прискакали. Гляжу — пред очами не райское что-то:
Неродящий пустырь и сплошное ничто — беспредел.
И среди ничего возвышались литые ворота,
И огромный этап у ворот на ворота глядел.

Как ржанёт коренной! Я смирил его ласковым словом,
Да репьи из мочал еле выдрал, и гриву заплёл.
Седовласый старик что-то долго возился с засовом —
И кряхтел и ворчал, и не смог отворить — и ушёл.

И огромный этап не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.
Здесь малина, братва, — оглушило малиновым звоном!
Всё вернулось на круг, и распятый над кругом висел.

И апостол-старик — он над стражей кричал-комиссарил —
Он позвал кой-кого, и затеяли вновь отворять...
Кто-то палкой с винтом, поднатужась, об рельсу ударил —
И как ринулись все в распрекрасную ту благодать!

Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых:
Это Пётр-старик — он апостол, а я остолоп.
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок...
Но сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?!
Мне — чтоб были друзья, да жена — чтобы пала на гроб,
Ну а я уж для них наворую бессемечных яблок...
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

В онемевших руках свечи плавились, как в канделябрах,
А тем временем я снова поднял лошадок в галоп.
Я набрал, я натряс этих самых бессемечных яблок —
И за это меня застрелили без промаха в лоб.

И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых,
Кони — головы вверх, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Я тебе привезу — ты меня и из рая ждала!

1977

Прелестно! Прелестно!

А меня это:

Лиличка!» Владимир Маяковский

Вместо письма

Дым табачный воздух выел.
Комната —
глава в крученыховском аде.
Вспомни —
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще —
выгонишь,
можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя —
тяжкая гиря ведь —
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят —
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон —
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек…
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?

Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.

Конец прекрасной эпохи (Иосиф Бродский)

Потому что искусство поэзии требует слов,
я - один из глухих, облысевших, угрюмых послов
второсортной державы, связавшейся с этой, -
не желая насиловать собственный мозг,
сам себе подавая одежду, спускаюсь в киоск
за вечерней газетой.

Ветер гонит листву. Старых лампочек тусклый накал
в этих грустных краях, чей эпиграф - победа зеркал,
при содействии луж порождает эффект изобилья.
Даже воры крадут апельсин, амальгаму скребя.
Впрочем, чувство, с которым глядишь на себя, -
это чувство забыл я.

В этих грустных краях все рассчитано на зиму: сны,
стены тюрем, пальто; туалеты невест - белизны
новогодней, напитки, секундные стрелки.
Воробьиные кофты и грязь по числу щелочей;
пуританские нравы. Белье. И в руках скрипачей -
деревянные грелки.

Этот край недвижим. Представляя объем валовой
чугуна и свинца, обалделой тряхнешь головой,
вспомнишь прежнюю власть на штыках и казачьих нагайках.
Но садятся орлы, как магнит, на железную смесь.
Даже стулья плетеные держатся здесь
на болтах и на гайках.

Только рыбы в морях знают цену свободе; но их
немота вынуждает нас как бы к созданью своих
этикеток и касс. И пространство торчит прейскурантом.
Время создано смертью. Нуждаясь в телах и вещах,
свойства тех и других оно ищет в сырых овощах.
Кочет внемлет курантам.

Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,
к сожалению, трудно. Красавице платье задрав,
видишь то, что искал, а не новые дивные дивы.
И не то чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут,
но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут -
тут конец перспективы.

То ли карту Европы украли агенты властей,
то ль пятерка шестых остающихся в мире частей
чересчур далека. То ли некая добрая фея
надо мной ворожит, но отсюда бежать не могу.
Сам себе наливаю кагор - не кричать же слугу -
да чешу котофея...

То ли пулю в висок, словно в место ошибки перстом,
то ли дернуть отсюдова по морю новым Христом.
Да и как не смешать с пьяных глаз, обалдев от мороза,
паровоз с кораблем - все равно не сгоришь от стыда:
как и челн на воде, не оставит на рельсах следа
колесо паровоза.

Что же пишут в газетах в разделе "Из зала суда"?
Приговор приведен в исполненье. Взглянувши сюда,
обыватель узрит сквозь очки в оловянной оправе,
как лежит человек вниз лицом у кирпичной стены;
но не спит. Ибо брезговать кумполом сны
продырявленным вправе.

Зоркость этой эпохи корнями вплетается в те
времена, неспособные в общей своей слепоте
отличать выпадавших из люлек от выпавших люлек.
Белоглазая чудь дальше смерти не хочет взглянуть.
Жалко, блюдец полно, только не с кем стола вертануть,
чтоб спросить с тебя, Рюрик.

Зоркость этих времен - это зоркость к вещам тупика.
Не по древу умом растекаться пристало пока,
но плевком по стене. И не князя будить - динозавра.
Для последней строки, эх, не вырвать у птицы пера.
Неповинной главе всех и дел-то, что ждать топора
да зеленого лавра.

Я мне больше про лубофь стихи нравятся)


Стучали за окном колеса,
Сквозь темноту летел вагон.
В купе маячил знак вопроса:
- Что делать дальше, - думал он.

Ночь надвигалась неизбежно,
Ладоням стало горячо.
Она придвинулась небрежно,
Задела грудью за плечо.

Здесь нет свидетелей и судей,
Распорядилась так судьба.
И пусть случится все, что будет,
Раз каждый сам себе судья.

Как пахнут губы незнакомо!
Как сильно притяженье тел!
И, в отраженье заоконном,
Мужчина женщину раздел.

Нам часто не хватает ласки,
Хотя бы раз забыться всласть.
В купейной тесноте и тряске
Такая бешеная страсть!

Летела ночь, и поезд мчался.
Забыв про завтра и вчера,
Мужчина с женщиной обнялся
И целовался до утра...

... Потом, одетые, за чаем
Вели неспешный разговор.
А, может, просто так молчали,
Как будто вместе с давних пор.

Все оборвалось очень резко,
Когда приблизился вокзал.
Она сказала:
- Вы прелестны!
- Я позвоню, -
Он ей сказал.

Ни имени, ни телефона,
Ни адреса никто не взял.
Поцеловались отрешенно
И разошлись в огромный зал.

С тех пор обоим часто снится
Купе, знакомство, шепот, стон …

Не закрывается страница,
Опять сквозь ночь летит вагон.

Чьи стихи незнаю) прилипли откуда то)

А мне вот это нравится, я под эти стихи одна танцую вальс
Есть несколько переводов, но мне нравится этот
Федерико Лорка
МАЛЕНЬКИЙ ВЕНСКИЙ ВАЛЬС
………………………….
О, возьми этот вальс,
этот вальс, закусивший губы.

Этот вальс, этот вальс,
полный смерти, мольбы и вина,
где шелками играет волна.

Я люблю, я люблю, я люблю,
я люблю тебя там, на луне,
и с увядшею книгой в окне,
и в укромном гнезде маргаритки,
и в том танце, что снится улитке...
Так порадуй теплом
этот вальс с перебитым крылом.

Есть три зеркала в венском зале,
где губам твоим вторят дали.
Смерть играет на клавесине,
и танцующих красят синим,
и на слезы наводит глянец...

А над городом - тени пьяниц...
О, возьми этот вальс,
на руках умирающий танец.

Я люблю, я люблю, мое чудо,
Я люблю тебя вечно и всюду,
и на крыше, где детство мне снится,
и когда ты поднимешь ресницы,
а за ними, в серебряной стуже, -
старой Венгрии звезды пастушьи,
и ягнята, и лилии льда...
О возьми этот вальс,
этот вальс "Я люблю навсегда".

Я с тобой танцевать буду в Вене
в карнавальном наряде реки,
в домино из воды и тени.
Как темны мои тростники!..
А потом прощальной данью
я оставлю эхо дыханья
в фотографиях и флюгерах,
поцелуи сложу перед дверью -
и волнам твоей поступи вверю
ленты вальса, скрипку и прах.

Перевод А.Гелескула

А ещё есть утешительные:

София Парнок.

Да, я одна. В час расставанья
Сиротство ты душе предрек.
Одна, как в первый день созданья
Во всей вселенной человек!

Но, что сулил ты в гневе суетном,
То суждено не мне одной,-
Не о сиротстве ль повествует нам
Признанья тех, кто чист душой.

И в том нет высшего, нет лучшего,
Кто раз, хотя бы раз, скорбя,
Не вздрогнул бы от строчки Тютчева:
"Другому как понять тебя?"

Ребята, вы даже не знаете насколько вам спасибо.
Водомерку написала моя подруга-сестра, скоро год как она ушла

апах йода шелест волн
Теплый и не злобный ветер
Желтый круг и синий фон
Где-то место есть на свете
Место без войны и слез
Без страстей чужих и личных
Я построю паровоз
И сбегу из лап столичных
Не умею я терпеть
И учиться не желаю
Я желаю только петь
Только почему-то лаю
Или вою как кому
Слышится в моем эфире
Море море почему
Нет тебя в моей квартире
Чтоб сидеть на бережке
Нюхать йод и слушать чаек
И не думать о тоске
Спутнице домохозяек
Отключите эту боль
И зудящие вопросы
Нужен отдых с йодом соль
Вновь распущенные косы
Лишь бы только не в ковер
Не в рулон не в клетку птицей
А шаман и тот костер
Пусть не больно ночью снится
https://www.proza.ru/avtor/teteria

А мне со студенчества вот эти строчки до сих пор нравятся. А песенка, почему-то не очень.

Книжка с неприличным названьем

Владимир Высоцкий

То была не интрижка,
Ты была на ладошке,
Как прекрасная книжка
В грубой супер-обложке.

Я влюблен был, как мальчик.
С тихим трепетом тайным
Я читал наш романчик
С неприличным названьем.

Были слезы, угрозы,
Все одни и все те же,
В основном была проза,
А стихи были реже.

Твои бурные ласки
И все прочие средства,
Это странно, как в сказке
Очень раннего детства.

Я надеялся втайне,
Что тебя не листали,
Но тебя, как в читальне,
Очень многие брали.

Не дождуся я, видно,
Когда я с опозданьем
Сдам с рук на руки книгу
С неприличным названьем.

Спасибо. Какой подарок :Бродский, Высоцкий,Маяковский мои любимые...

Рильке еще😃

чье?

Великий Бард Всея Руси.

Lamm und Knabe
September 30th, 13:32

Иногда я хотел бы вернуться в город,
где все пьют растворимый кофе,
покупают батон нарезной, если голод,
и на задней парте сидят как в окопе.
А когда выпускной, то ходят по парку,
целуются под кустами сирени.
Я бы выгуливал на районе собаку,
вечерами слушал программу "Время".

Иногда бы мне набивали морду,
иногда давала бы соседняя телка,
одетая по выкройкам Burda Moden.
На диване под постером с Modern Talking.
А я читал бы Кастанеду и Гумилева,
готовился поступать в НИИГАиК
и верил в силу живого слова,
а ещё -- что буду философ, прозаик.

Болгарское из зарешеченного киоска,
набережная в огнях и сердце как мячик.
Счастье непритязательно и неброско
в худшем из всех миров, мой мальчик.
Счастье -- где нас больше нет и точка,
сыро да зелено. Версия бета.
Шоколад Alpen Gold (это помню точно).
Сумка с книгами и тетрадями. Джинсы, кеды.
http://andrreas.livejournal.com/

Надо же, какой замечательный пост я практически прохлопал - спасибо большое-большое всем за стихи. Каждого что-то своё "торкает" - люди разные. Но вектор в любом случае здесь положительный, ибо эти вибрации много выше нашего каждодневного полусонного бульканья...

Давно-давно подбросили меня высоко вверх весёлым детским мячиком вот эти очаровательные нескладные загогулины:

Детуся!
Если устали глаза быть широкими,
Если согласны на имя «браток»,
Я, синеокий, клянуся
Высоко держать вашей жизни цветок.
Я ведь такой же, сорвался я с облака,
Много мне зла причиняли
За то, что не этот,
Всегда нелюдим,
Везде нелюбим.
Хочешь, мы будем — брат и сестра,
Мы ведь в свободной земле свободные люди,
Сами законы творим, законов бояться не надо,
И лепим глину поступков.
Знаю, прекрасны вы, цветок голубого,
И мне хорошо и внезапно,
Когда говорите про Сочи
И нежные ширятся очи.
Я, сомневавшийся долго во многом,
Вдруг я поверил навеки:
Что предначертано там,
Тщетно рубить дровосеку!..
Много мы лишних слов избежим,
Просто я буду служить вам обедню,
Как волосатый священник с длинною гривой,
Пить голубые ручьи чистоты,
И страшных имен мы не будем бояться.

13 сентября 1921
В.Хлебников

Спасибо