Белые перья

Ну, раз пошла такая пьянка...этот рассказик был написан до "Раймона Седьмого", и в своё время раскритикован на Крипере. Хотя большинство критиков признало, что рассказ неплохой, просто формат не криперный, ну, и были замечания по стилистике...ну, люблю я многоточия, и длиииинные фразы))). Потом кое-что отсюда я в Раймона Седьмого вставила. И , грешна, люблю писать от первого лица...

""Ангелы в небе высоком живут…" - незатейливая песенка, детский голосок… Я резко обернулся - никого. За соседним столиком молодая мама со спящим малышом в слинге удивленно посмотрела на меня и вернулась к своему мороженому.
У меня по спине пробежал холодок, я покосился на свою левую руку. К черному рукаву свитера прилипло крохотное белое пёрышко. Я так давно её не слышал. Надеялся, что она оставила меня.
Я не помню, когда услышал эту песенку в первый раз. Её всегда пела девочка, странная девочка. На вид лет восьми-десяти, босая, в сером платьице. У неё были светлые глаза, словно без радужной оболочки. Сначала я пытался с ней разговаривать, она никогда не отвечала, только иногда смеялась сухим, невесёлым смехом. Стоило отвернуться - она исчезала, а потом появлялась опять. Почему я про неё никому не рассказывал - не знаю. Наверное, просто некому было рассказывать. Я постоянно оставался дома один с тех пор, как пошел в школу. Мать и бабушка работали, отца я совершенно не помнил. Он погиб, когда я был совсем маленьким. Я не чувствовал никакого особенного внимания - сыт, одет, и ладно. Впрочем, я всегда был замкнутым и неразговорчивым, друзей у меня не было.
Она всегда появлялась неожиданно, часто пела, редко смеялась, но чаще всего просто наблюдала за мной, наклонив голову к плечу. Я привык к её присутствию, перестал замечать её. Иногда я разговаривал с ней, она не отвечала, только слушала.
Мать старательно устраивала свою личную жизнь, бабушка работала, а я начал рисовать… Иногда я рисовал эту девочку, иногда - ангелов, но чаще всего обычную чушь, которую рисуют все мальчишки. Однажды она стояла рядом, а я пытался нарисовать её портрет. Мне казалось, что наконец-то я сумел уловить сходство, но она только качала головой. Внезапно хлопнула дверь: бабушка вернулась с работы раньше обычного. Я вскочил, она подошла к столу и внимательно посмотрела на мой рисунок.
- Кто это? - странно серьёзно спросила она.
- Так, просто… - сам не знаю, почему я не смог рассказать ей про девочку. Я тоже посмотрел на рисунок. Он показался мне плоским, примитивным. Сходства с оригиналом почти не было.
Бабушка задумчиво провела рукой по моей голове. Я отстранился. В двенадцать лет я считал себя достаточно взрослым и не терпел лишних прикосновений. Она вздохнула и спросила:
- Можно я возьму?
- Конечно, - удивился я. Рисунок не представлял для меня никакой ценности - просто бумага…
Вечером, лёжа в постели, я прислушивался к обрывкам разговора, доносящегося с кухни.
- То же самое… Слишком похож… - говорила бабушка.
- Может, и нет, - сомневалась мать. - Не было же ничего…
- Не знаю, - голос у бабушки был расстроенным. - Похоже, уже давно…
- Не спит, - сказала мать, и они прикрыли дверь плотнее. Я задремал, потом проснулся. Была ночь, тишина. Девочка стояла около моей кровати.
- Хочешь полетать? - вдруг спросила она.
От неожиданности я онемел.
- Быстрее, - сказала она. - Я тебе покажу, это просто, смотри!
Я смотрел на неё во все глаза: она стояла в воздухе, как на ровном полу, босые ноги уверенно опирались на пустоту. Я натянул штаны и встал.
- Открой окно, - скомандовала девочка.
Я подошёл к окну и попытался его открыть. Старая деревянная рама не поддавалась, на зиму мать замазала щели краской. Я дёрнул изо всех сил, краска затрещала, и рама тихонько сдвинулась.
- Не шуми,- недовольно поморщилась девочка. - Всех перебудишь.
Я стоял на коленях на подоконнике, дёргая непослушную створку, а она рядом, в воздухе. Наконец, я справился и открыл окно. В комнату хлынул ледяной воздух.
- Иди сюда, - позвала девочка.
Она уже стояла снаружи, на уровне моего окна, на пятом этаже, и махала мне рукой. Я попытался выпрямиться - окно было невысоким, и встать во весь рост у меня не получалось. Внезапно девочка исчезла. Я почувствовал, что меня втаскивают обратно в комнату.
- Ты что?! - кричала мать и трясла меня за плечи. - Ты что?!
Я никак не мог понять, что случилось, почему окно распахнуто настежь. Было только ощущение чего-то хорошего, что прошло мимо… Прилипнув к раме, на сквозняке трепетало белое пёрышко…
Через два месяца мать вышла замуж. Я остался с бабушкой. Перед свадьбой матери бабушка сшила первую куклу. Потом куклы стали появляться регулярно. Они сидели везде, разные - побольше и поменьше, в платьях и в брюках, длинноногие, большеглазые. Я привык к ним. У меня по-прежнему не было друзей, и моя молчаливая собеседница тоже больше не появлялась. Я продолжал рисовать.
Родился мой младший брат. Отношения с матерью и отчимом были ровными, без особой теплоты. Меня это вполне устраивало.
Я поступил в художественное училище, на декоративно-прикладное отделение. Жизнь шла по накатанной, но я чувствовал себя каким-то ущербным. Я совершенно не мог поддерживать отношения с людьми. Ни с одной девушкой я не провел больше месяца. Общение с одногруппниками как-то само собой сошло на нет, оставаясь чисто формальным.
Когда мне исполнилось восемнадцать лет, внезапно умерла бабушка. Просто заснула и не проснулась. Накануне я простыл и в день похорон чувствовал себя отвратительно. Был праздник, Никола Зимний, стоял сильный мороз. Бабушку отпевали в церкви. Праздничная служба длилась долго. Когда от жары и запаха ладана начинала раскалываться голова, я выходил за ворота к промёрзшему насквозь катафалку, курил с водителем, сидел на холодном дерматиновом сиденье, пока не замерзал до состояния ледышки, потом опять шёл в церковь. После похорон я не чувствовал ничего, как будто я сам умер. Мать повела меня к себе ночевать. Лёжа на жёстком диване в чужой комнате, я услышал где-то вдалеке знакомую песенку про ангелов и даже обрадовался…
На следующий день встать я уже не смог. Обычная простуда перешла в пневмонию. Лёжа с температурой за сорок, я слышал песенку про ангелов. Девочка часто появлялась рядом со мной. Она постоянно говорила: «Вот и хорошо… А потом полетаем, скоро уже…»
Потом она стала появляться реже. Я выздоравливал.
Бабушкину квартиру сдали жильцам, а я остался у матери и отчима.
В следующий раз я увидел её через полгода. Я тогда решил зачем-то напиться в полузнакомой компании таких же оболтусов. Мы сидели в училищной общаге, в комнате было накурено так, что хоть топор вешай. Разговаривали о пирсинге, о боли. Кто-то хвастался, кто-то не верил. Я молча слушал и вдруг увидел её. Она, как обычно, стояла, наклонив голову к плечу, и смотрела на меня в упор. Не знаю, почему я вдруг сказал:
- А если быстро колоть, боли почти нет.
- А ты на себе попробуй, - посоветовал мне кто-то.
- Да хоть сейчас, - я был пьян, и море мне было по колено.
Девочка внимательно смотрела на меня, её губы шевелились, и я, кажется, узнавал знакомые слова песенки: «Ангелы в небе высоком живут, Богу всевышнему славу поют…»
- Ну, что? - спросил я с вызовом. - Специалистов нет, что ли?
- Ну нет уж… - высокий парень из параллельной группы усмехнулся. - Ты ещё орать будешь, как потерпевший, прибежит кто, ментов вызовут.
- По кой мне орать? - спросил я. - Если всё быстро, то я не успею боль почувствовать. Могу спорить.
- Договорились, - парень как-то странно на меня посмотрел. - Если промолчишь, вот эти серьги твои будут.
Он вытащил из ушей пару серебряных колечек.
Я был абсолютно спокоен, в жизни я плохо чувствовал боль. То, что заставляло других людей кататься по земле, для меня было на уровне неприятных ощущений. Здесь боль была вполне терпима. Кучка пьяных идиотов, позаимствованная где-то цыганская игла и водка в качестве дезинфицирующего средства. Конечно, быстро не получилось. Но, в итоге, я выиграл спор.
Наутро я с проснулся с распухшими ушами и жутким похмельем. Шея и майка были в крови. Серьги я больше никогда не снимал. Нельзя сказать, что после этого у меня появились друзья, но я, по крайней мере, не чувствовал того отчуждения, что раньше.
Как-то весной мы шли компанией по мосту к остановке. Впереди были экзамены. Я смотрел на реку под мостом, обмелевшую после зимы. Отчетливо просматривалось дно. Вдруг мне нестерпимо захотелось пройти по перилам моста. Такие удобные, широкие перила… Вода далеко внизу… Я услышал за спиной знакомый смех. Оглянулся - девочка стояла в воздухе рядом с ограждением моста. Я вскочил на перила и пошёл, подспудно удивляясь собственной смелости. Случись чего - плавал я не намного хуже топора. Девочка шла рядом, приговаривая:
- Не бойся, ещё немного осталось. Иди сюда…
Не понимая, что я делаю, я шагнул в пустоту. В последний момент парни успели схватить меня за воротник куртки.
- Ты что, совсем страх потерял? - кричал кто-то мне в лицо.
Я сидел, прислонившись спиной к перилам, ветерок играл с белым пёрышком, гонял его по асфальту, и вновь ощущение чего-то важного и хорошего, но упущенного настигло меня.
Я закончил училище, поступил в институт, учился я средне, не отличаясь гениальностью. Часто природная лень брала верх, и я мог целыми днями валяться на диване, глядя в потолок. Девочка иногда появлялась, но всегда молча и ненадолго…
На последних курсах сколотилась небольшая компания, мы подрабатывали разовыми заказами. Несмотря на то, что у меня по-прежнему не было близких друзей, появились приятели, знавшие, что на меня можно положиться, и если я обещал закончить в срок, я расшибусь и сделаю. Я переехал в бабушкину квартиру и стал вести вполне самостоятельную жизнь. В квартире теперь стояла другая мебель, и все большеглазые куклы куда-то исчезли…
Мы сидели у меня, отмечая скорое получение дипломов и окончание большого заказа. Кто-то принес сигареты с травкой. Я вышел на балкон, меня сильно штормило от выпитого и выкуренного. Девочка сидела на перилах балкона.
- Эх, ты… - укоризненно сказала она. - Я тебя зову-зову, а ты… Сначала она мешала, а потом ты сам. Пойдем уже, а?
Она встала на перила, потянулась и шагнула в пустоту… Воздух снова удерживал её.
- Сейчас, я иду, - я тоже залез на перила. - Погоди, я сейчас!
Кто-то вышел из комнаты и попытался схватить меня, но я уже шагнул вперёд… Секундное ощущение полёта и боль… Мне повезло - я упал на кучу мусора и прелых листьев, которые не успели сжечь. Я скосил глаза и увидел совсем рядом со своим лицом торчащий из земли заострённый железный штырь. На нём стыла размазанная полоска крови. Медленно вращаясь, сверху падало белое перо… Я мгновенно протрезвел. От смерти меня отделяли даже не сантиметры… Ржавая железяка только ободрала кожу на виске. Я попробовал пошевелиться - боль пронзила всё тело. Скорую вызвали соседи. Дело с трудом замяли. Наркотики, попытка суицида… Я отделался ушибом позвоночника, сотрясением мозга и сломанной в двух местах левой ногой. Мать снова забрала меня к себе. Я почти не мог сам ходить. Попытка доползти до туалета занимала у меня полчаса. Это ещё полбеды. Хуже всего было то, что мать с отчимом относились ко мне с брезгливым презрением, а младший брат с каким-то болезненным любопытством.
Я лежал на диване перед выключенным телевизором. Болела голова, а обезболивающее лежало на столе, в шаге от меня. Всё равно, что на Марсе. Нужно было либо, стиснув зубы, ползти за лекарством, а потом на кухню за водой, либо ждать того, кто придёт первым. Первым из школы прибежал брат. Я слышал, как он наотмашь распахнул дверь, потом так же с маху её захлопнул. Вдруг меня словно обожгло - мальчишеский голос пел ту самую песенку… Сердце упало… В следующий момент я понял, что это мой брат.
- Замолчи! - крикнул я. Он сделал вид, что не слышит, и запел громче.
- Заткнись, гадёныш! - я кричал, как ненормальный.
Он встал в дверном проёме и продолжал петь. Я орал на него матом, потом начал швырять всем, до чего мог дотянуться. Я уже ничего не соображал, по лицу текли слёзы, если бы я мог, я бы убежал из этого дома…
- Что ты делаешь, идиот! - отчим схватил меня за руки. – Последние мозги просрал со своей наркотой!
У меня точно пелена с глаз упала. Брат стоял в дверях весь белый от страха, только перепуганные глаза казались огромными и чёрными.
- Прости, я не хотел… Я не думал…- как заведённый повторял он.
- Я же просил, - сказал я, точно это могло всё объяснить, - просил же тебя заткнуться…
Отчим выпустил меня, обнял брата, и они вышли из комнаты. Я лежал, уткнувшись лицом в подушку. Почему, думал я, почему эта хренова железяка не могла сдвинуться немного в сторону…
Пришла мать… Они сидели на кухне, ко мне никто не подходил. Я чувствовал себя прокаженным.
- Совсем рехнулся, - говорил отчим. - Набросился, как ненормальный. Я сам испугался, что про малого говорить…
- Не трогай его, - устало сказала мать. - Я тебе потом объясню. А ты не лезь. Вообще к нему не подходи, понял?
- Понял… - понуро ответил брат.
Ночью я лежал и не мог заснуть. Спину ломило, голова раскалывалась, не говоря уж о ноге. Я отвернулся к стене и тихо подвывал от боли, стараясь, чтоб меня никто не услышал.
- И ты предатель… - я повернулся, девочка стояла около моей кровати.
- Почему? - спросил я.
- Все предатели, - зло ответила она. - Сначала обещают, а потом я одна осталась. Я всех зову, а никто… - она всхлипнула и вытерла глаза кулаком.
- Я же пошёл, - ответил я. - Не получилось просто…
- Сейчас получится, - обрадовалась девочка. - Просто ты тяжёлый, я помогу! Я знаю, что делать!
- Хорошо,- согласился я, - давай сейчас…
Девочка вышла из комнаты. Я услышал на кухне шорох и звон стекла. Мелькнула мысль, что кто-нибудь может проснуться и увидеть её. Она вошла в комнату, в руках у неё был стакан с водой.
- Вот, - сказала она, ставя стакан на табуретку около моей кровати.
Из карманов своего серого платьица она принялась вытаскивать таблетки. Я узнал своё обезболивающее, наверное, она выгребла весь запас.
- Надо всё лекарство съесть, - пояснила девочка. - Я тебе воды принесла, запить, и всё получится!
- Но я же сдохну… - засомневался я, умом я понимал, что не стоит принимать сразу всё обезболивающее, но девочка смотрела на меня так умоляюще, что я против своей воли потянулся к кучке таблеток и начал выковыривать их из блистеров.
Трясущимися руками я сгрёб все таблетки, но никак не мог поднести их ко рту. Мне было страшно… Я понимал, что обратного пути у меня не будет.
- Ну, быстрее! - нетерпеливо сказала девочка. - Чего ты тянешь!
Я никак не мог решиться. Всхлипывая несколько раз, я подносил руку ко рту, но отводил обратно. Девочка стиснула моё запястье обеими руками, не давая в очередной раз убрать руку. Я давился таблетками, не мог проглотить все сразу, они падали на пол
- Что ты тут шумишь! - в комнату вошёл отчим, включил свет.
Схватил меня за плечи.
- Совсем охренел! Мать, быстрее! Сколько ты этой дряни проглотил?! - он тряс меня изо всех сил. - Сколько сожрал, говори, идиот!
Мать вбежала в комнату, мигом поняла, что происходит. Метнулась за тазом. Я плохо помню, что было потом. Меня рвало таблетками с желчью пополам. Мать постоянно заставляла меня пить солёную воду, вода сразу шла обратно. Кажется, в комнату заходил брат, но кто-то наорал на него, и он убежал с рёвом.
- Господи… - мать плакала, прижимая меня к себе. - Господи, что ты с собой делаешь… Зачем?..
Она никогда не обнимала меня, даже в детстве. Я подумал, что нужно рассказать ей, что это не я придумал, но не знал как.
- Мать, - задумчиво сказал отчим, - а откуда у него стакан с водой? Ты принесла? И как он таблетки взял, они же на кухне в верхнем шкафу лежат. Сам бы никак не достал. А если бы и достал, то сюда бы не донёс, он же не ходит почти. Значит кто-то помог травануться…
Я осторожно высвободился из объятий. На ковре были разбросаны пустые блистеры, темнело мокрое пятно, и лежало белое пёрышко…
- Ты её видел, - утвердительно произнесла мать. - Это она. И тогда, скажи, ты тогда ведь просто, по пьяни с балкона прыгнул?
- Нет, - сдавленно ответил я. - Она…
Я почувствовал, что горло мне стиснули чьи-то руки. Я не мог сказать ни слова, только пытался оторвать их от своей шеи, но мои пальцы нащупывали воздух. Я отчаянно боролся за каждый вдох, но неизбежно проигрывал.
- Молчи, не говори, - кричала мать, зажимая мне рот ладонью. - Молчи!
У меня потемнело в глазах, голова, кажется, разрывалась изнутри. Внезапно невидимые пальцы исчезли. Я жадно хватал ртом воздух.
- Не надо говорить, - торопливо предупредила мать. - Молчи, пожалуйста, молчи. Я объясню потом, не сейчас. Сейчас всё… Я уберу тут.
- Да что это за хрень! - не выдержал отчим. - Что тут творится вообще, скажите мне, в конце-то концов!
- Успокойся, - устало ответила ему мать. - Я ж тебе сказала, потом, всё потом. Сейчас не получится. Ты же сам всё видел.
Отчим плюнул и вышел из комнаты. Мать, тяжело вздыхая, собрала с пола мусор и вынесла в кухню. Потом поправила мне постель, укрыла одеялом и посмотрела на меня печально и сочувственно.
- Спи, - тихо сказала она. - Обошлось пока, спи…
Я заснул.
Проснулся я после обеда. Я лежал в постели и думал о том, что случилось. Потом осторожно сполз с дивана и потащился в ванную приводить себя в порядок. У меня было много вопросов к матери, но я не знал, как их задать. Я снова залез на диван и укрылся одеялом. Болело всё, что могло болеть, и я сомневался, что в доме осталось ещё хоть что-то, что могло мне помочь.
Мать вошла в комнату. Села на табурет, около кровати.
- Мам, - спросил я, - а где бабушкины куклы?
- Куклы? - удивлённо переспросила мать. - Какие куклы?
- Она же шила кукол, - пояснил я. - Много кукол… А теперь их нет, где они?
- Не знаю… - мать растерянно пожала плечами. - Вроде я отдала, её подруги просили на память… Даже и не вспомню, кому.
- И совсем не осталось? - я чувствовал разочарование.
- Погоди, - мать встала, - сейчас…
Она вышла из комнаты, но вскоре вернулась и вложила мне в руку крохотную, не больше ладони куклу. Большеголовый человечек в чёрных брюках, майке и ботинках, с растрёпанными чёрными волосами и огромными зелёными глазами, занимавшими большую часть лица. За спиной у него были чёрные полупрозрачные крылья. Я невольно улыбнулся: человечек был забавно серьёзен.
- Какой чибик, - сказал я. - Отдай мне, а?
- Бери, - равнодушно пожала плечами мать. - Всё равно валяется…
Вечером отчим принес откуда-то подержанный ноутбук и подключил к интернету. Поставил на табуретку у моего дивана.
-Вот, - ему было явно неловко от своей благотворительности, - хоть займёшь мозги, а то до чего додумался.
Я попытался его благодарить, но он махнул рукой и ушёл.
Неделю я читал всё, что мог найти в интернете про кукол: типы, выкройки, мастер-классы. Попросил бумаги и карандаш. Начал рисовать. Когда понял, что нужно делать, попросил у матери тряпок.
- Зачем? - спросила она.
- Хочу куклу сшить, - объяснил я. - Надо мне очень.
Мать покачала головой, но на следующий день принесла мне пластиковый пакет, полный обрезков ткани и старую подушку, набитую холлофайбером.
- Вот, от бабушки осталось, - сказала она. - Всё выкинуть хотела, да руки не дошли.
Первую куклу я шил примерно месяц. Часто бросал начатую работу, потом снова брался, переделывал… Наверное, я стал кошмаром всех кукольных форумов. Я задавал множество вопросов, но постепенно двигался вперёд. Если меня напрямую спрашивали: «Тебе что, больше заняться нечем?», я честно отвечал что да, нечем, потому, что я лежу на диване со сломанной ногой. Во время шитья немного отпускала боль. Видимо, переключалось внимание. Я стал спокойнее. Наконец, я закончил. Моя кукла сидела на спинке дивана, я нарисовал ей огромные голубые глаза, широкую улыбку и веснушки на курносом носу. У неё была большая круглая голова, плотно набитое тельце и длинные тонкие ручки и ножки. Волосы из льняных ниток я завязал в два хвостика и одел её в серое платьице в цветочек.
Мать долго рассматривала моё творение. Потом спросила:
- А ты хоть немного помнишь своего отца?
Я попытался вспомнить хоть что-то, но не смог. Помнил только кладбище, куда мы ездили почему-то зимой. Я был маленький, и в памяти остались кружение снежных хлопьев, тихий плач матери и какая-то незнакомая женщина в сером платке.
Мать вздохнула и сказала:
- Ну и ладно… - помолчала немного и добавила. - Это его мать была, в платке.
Она встала, подошла к окну. Посмотрела на улицу. Повернулась ко мне, тряхнула головой и, словно решившись на что-то, сказала:
- Твой отец покончил с собой. Выбросился с балкона, как ты. Только ему не повезло так. Та железка, она пробила ему голову насквозь. Я хотела её выкопать, но не получилось. Только он не сам это сделал, он не мог, не мог! - она словно пыталась кому-то что-то доказать.
Я чувствовал себя так, как будто меня огрели по голове… Неужели мой отец тоже решил пойти за странной девочкой? Но что же она такое?
- Тебе как раз год исполнился, - мать вздохнула. - Зубы резались тяжело, я всю ночь не спала, устала очень. А он работал в ночь, пришёл радостный, говорит мне, мол, отдохни и в магазин сходи, купи себе подарок. Денег принёс много, а я, говорит, посижу с маленьким. Никогда себе не прощу, что ушла тогда! - мать почти выкрикнула эти слова. - Как обратно бежала, не помню, а он под балконом. Кровь везде… Меня соседи не пускали, я тогда домой, а ты сидишь, уже плакать не можешь, а в руках у тебя пучок белых перьев…
- Почему ты мне никогда не говорила? - спросил я.
-Зачем? - мать покачала головой. - Тебе и так несладко было, я же видела… Ты всегда какой-то странный был, как примороженный. Если бы раньше знала, сразу, как она ходить начала…
- Кто? - я насторожился. - Кто она, а?
Мать оглянулась опасливо, потом посмотрела на мою куклу.
- Ладно, может, и ничего… Ты только молчи, не перебивай, хорошо?
Я кивнул.
- Мама моя, она, как бы сказать, из такой семи была… -мать на секунду замялась. - Не то, чтоб там все через одного колдуны были, но какие-то недобрые. Не здесь жили, она сюда учиться приехала и замуж тут вышла. Папа-то умер, когда я школу заканчивала, болел долго… Ну, не об этом сейчас. Мама, она, как бы, экстрасенс- не экстрасенс, но люди к нам иногда приходили. Умела она что-то. Денег не брала ни с кого. Так, кому чего подскажет. Я ей говорила, мол, научи меня, а она мне сказала: "Нет в тебе этого, значит, и учить без толку, одно шарлатанство". Когда папа умер, она и говорит: "Вот моя расплата. Больше никому и ничего". А потом твой отец пришёл… Он нам какой-то дальней роднёй приходился, такой, что и не помнили уже. Мне ещё восемнадцати не было, а я влюбилась без памяти, как дурочка. И он тоже, хоть на десять лет старше был. Поженились, потом ты родился. А потом… - она вздрогнула и стиснула руки, - он мне рассказал, зачем к маме приходил. У него сестра была младшая, любил он её очень. А она заболела. Куда только не возили: всё без толку. Рак крови. И перед смертью она очень изменилась, злая стала, проклинала всех, кричала, что она подохнет, а все жить будут и ему говорила, что и его заберет и детей его тоже. Он к маме пришёл, потому что она ему являться стала. Песню петь про ангелов, а как меня увидел, так всё. И говорит, как наваждение я ему. И я с ним как во сне жила. А на следующий день погиб. Это она его. И тебя тоже, да?
- Да… - я смотрел на мать, она плакала, слёзы текли по лицу и капали на подол застиранного халата.
Наверное, она хотела вымыть окна или ещё что-то.
- Мама сказала, что всё дело в куклах, - вдруг, словно очнувшись, медленно проговорила мать. - Они её не пускали, а ты становился похож на своего отца. Только, понимаешь, он другой был, светлый, а ты закрытый весь… Ты, наверное, как мама. Только не учили тебя.
- И не надо мне, - я совсем не хотел связываться с потусторонним миром. - Хватит, лучше ещё куклу сошью.
Мать неловко погладила меня по голове и ушла.
А я продолжал рисовать и шить кукол. Выставлял их в интернете, у меня появился «свой стиль», кукол начали покупать.
Как только я смог более-менее нормально передвигаться, я опять переехал в свою квартиру. Ходил я ещё с палкой, но вполне уверенно.
Сидя в интернете, я случайно разговорился с девушкой под ником Эстер. Неожиданно у нас оказалось много общего: мы слушали одну музыку, читали одни книги. Мы постоянно разговаривали и, наконец, обнаружили, что живём в одном городе. Тогда я предложил перевести наше знакомство в реальный мир. Да, конечно, я знал шутку про лысого толстяка и блондинку, но был уверен, что мне это не грозит. И вот теперь, сидя в кафе, я ждал…
За окном потемнело, полетели крупные хлопья снега, похожие на белые перья. В кафе вошла девушка в чёрной куртке, я посмотрел на неё и остолбенел. Это была девочка из моих видений, только выросшая. И её глаза изменились - теперь они были не бесцветными, а голубыми, как у куклы в сером платье, сидящей теперь в моей комнате. Она огляделась по сторонам и уверенно направилась ко мне… Интересно, мелькнула у меня мысль, что она скажет, если я предложу ей полетать вместе?"

Жду отзывов