безымянная история 23-24

В палату , стуча палкой входит старуха. Грузная, в чёрном платье и разношенных тапках. Садится около меня.
-Ты куда влез? – строго говорит она, - не твоё это дело.
-Вы чего, бабушка? – не понимаю я ,- какое дело?
Старуха наклоняется, смотрит мне в лицо. Потом усаживается поосновательнее, стул под ней скрипит.
-Зачем лезешь, куда не просят, с подарками своими? Чего добился-то, а? Теперь вокруг тебя только покойники будут.
-Не надо!- у меня аж всё похолодело внутри,- какие покойники! Не надо никого убивать!
-А я никого не убиваю,- усмехнулась старуха,- это ты, ты сам их на смерть отправил. Что, не понял ещё? Внучка моя дура набитая, спасти тебя решила, а как – не додумалась. Теперь, чтоб ты жил, кто-то умирать должен, вот и умирают.
-Нет, - кричу я.- нет, прекратите! Я не хочу, чтоб они умирали! Сделайте что-нибудь!
-А платить как будешь? – спрашивает старуха, - я задаром ничего не делаю.
-Что вы хотите,- я готов отдать всё, что у меня есть. Честно, готов.
Старуха смотрит на меня, усмехается.
-Внучка моя мне нужна. Дурь из неё выбить, и выучить, раз уж замуж выдать не судьба.
Я вспомнил несчастную Милку, как она сводила брови и говорила, что ей никто не поверит, и обратно к бабке отведут. Сколько же раз её предавали…
-Нет,- я мотаю головой,- она же не моя. Она своя собственная, чего это я ей командовать буду?
-Так, так,- старуха складывает руки на набалдашнике палки,- ну, я тебе подарок сделаю. Не благодари, назад не возьму, а внучку свою я задорого купила, так что всё равно получу назад, -и она с усмешкой тает в воздухе.
-Тёмка, подъём! - открываю один глаз, солнце светит в окно.
- Ну мам, пять минуточек!
-Вставай, лень преподобная,- смеётся мама,- все блины проспишь!
Я тянусь, выползаю из-под одеяла. Ага, типа я поверил, оставят они любимого сына голодным! Умываюсь, бегу на кухню. Мама печёт блины, а я жду - она снимает блин со сковородки, плюхает передо мной на тарелку и мажет маслом. Я сворачиваю блин поудобнее. Шиплю, оттого что он горячий и откусываю. Вкусно-то как!
Входит отец, он чем-то расстроен.
-Вот ведь,- говорит он,- баба Саша умерла! Надо на похороны ехать.
Мама плюхает мне новый блин. Я даже не знаю, кто эта баба Саша, так что ем со спокойной душой.
-Когда?- мама переворачивает блин. Я жду.
-Завтра похороны,- сообщает отец,- сказали, ждут нас с тобой.
Я прикидываю - это дня три в школу не ходить, что не может не радовать. Цапаю блин, везёт же мне сегодня!
-А…- мама растерянно смотрит на меня. Я оглядываюсь. Эй, вы чего, родители? Я с вами! Может я всю жизнь о похоронах мечтал!
-Ну, вместе поедем,- предлагает отец.
-Нечего ему там делать,- строго говорит мама,- опять троек нахватал, пусть исправляет.
-Да чего он исправит,- ворчит отец,- Вер, он же один ничего учить не будет, в кого только такой бездельник!
Я ем блины, и делаю вид, что разговор меня не касается. В кого, в кого- сам такой уродился. И вообще- я гуманитарий, отстаньте с вашей алгеброй!
-Я сегодня напишу три дня за свой счёт, и вечером поедем,- говорит мама.
-Лучше в обед, там дорога не очень, как помнится,- советует отец,- и на Тёмку напиши, лучше с нами, хоть под присмотром будет. А то мы уедем, так он всё время в интернете и просидит.
Ой, ну и ладно, съезжу я с вами, а то тут контрольная как раз намечается завтра-послезавтра. А бабушку надо проводить, хоть и не видал я её никогда!
Я собираюсь в школу, быстренько швыряю в рюкзак учебники, тетради. О, чуть не забыл, подарочек соседке! Сейчас, открыточку подпишу…чего там писать-то? «С днём рождения, Меланья, от Артёма», вот.
- Пошли скорее,- торопит отец,- сейчас вас до школы подкину и тоже поеду дела улаживать, чтоб народ за три дня ничего не напортачил.
У него звонит телефон, отец машет рукой и уходит на улицу. Наверно с работы звонят в последнее время стали названивать и днём и ночью…
Мы с мамой спускаемся к подъезду. Отец подгоняет машину, продолжая говорит по телефону.
-Ну, никак, на похороны ехать надо, извини, не могу.
Мы садимся, едем. Я рассеянно смотрю в окно, дорога знакомая. Рядом с нами здоровенный лесовоз, брёвна скреплены цепями. Я наблюдаю, он идёт на обгон, вдруг цепь лопается, последнее, что я вижу - летящий прямо в меня конец бревна…всё, темнота.
Я слышу крики, кто это кричит?
-Помогите, там мой сын, помогите! –мама? Я с трудом открываю глаза, я на заднем сиденье машины, не могу пошевелиться, темно, ничего не вижу! Пытаюсь вытащить ногу, боль такая, что я ору в голос.
-Быстрее, а то вдруг рванёт,- кричит кто-то,- дверь отжимайте!
-Да какая дверь, тут придавило бревном-то, бревно скатить надо!
-Мужика сначала вытаскивайте, потом бревно,- люди стараются помочь, но, блин, как мне больно!
-Тёма, сынок,- мама, она плачет,- потерпи, сейчас, немного потерпи…
-Поднимайте, поднимайте быстрее,- кажется, полегче стало…
Дверь кажется выламывают, и меня выволакивают на улицу. Мама кричит…почему она так кричит? Мне уже почти не больно, только очень холодно. Я хочу сказать маме, что всё в порядке, но меня накрывает тьма. Последнее, что я слышу:
-Господи, парнишке то ноги совсем раздавило…
Я сижу на неудобном жёстком стуле. Напротив меня- старуха, опирается на палку. Тёмное платье, серые чулки, растоптанные тапки.
-Нравится? – спрашивает она,- зато все живы. Ну, ты без ног остался. И внучка при мне, согласен? Я беру твои ноги.
-Нет,- я так не согласен! – Про внучку не договаривались.
-Вот как,- усмехается старуха,- ладно, тогда вот тебе ещё…
Я сижу в комнате, переполненной какими-то смутно знакомыми людьми. Я потерял ключи от квартиры и зашёл к двоюродному брату, а у него собралась компания. Брат старше меня на пять лет, студент. Они что-то бурно обсуждают, я не вникаю, просто сижу в углу, на кровати.
-Ребёнок, чай будешь?- спрашивает меня какая-то девушка. Не дожидаясь ответа, суёт мне в руки горячую кружку. Я благодарю, отхлёбываю сладкий чай. Впрочем, девушке явно плевать на мои благодарности, она уже отошла. Насколько я могу понять, им не хватает одного человека, кто-то не пришёл. Один из парней вдруг смотрит на меня.
-Не,- я мотаю головой,- на меня не рассчитывайте!
-Да ладно,- смеётся парень,- чего перетрухал? Сходишь разок, потом сам ещё проситься будешь!
-Не, не уговаривайте, не пойду,- у меня какое-то нехорошее предчувствие.
Они уходят, брат с сожалением говорит:
-Трус ты, Тёмка, чего испугался?- брат кажется, разочарован. Девушка сидит рядом с ним на диване, трётся по-кошачьи щекой о его свитер.
-Вон, и Катька согласна,- брат гладит её по голове, она мурлычет.
-Нет,- я почему-то проявляю упрямство, я вообще-то человек сговорчивый, меня уговорить легко, не сейчас.
-Маааленький,- девушка одним движением перетекает от брата ко мне, обнимает и прикусывает мне мочку уха. Я стою, как дурак, лицо горит.
-Отстань от него,- зло бросает брат,- не хочет, не надо. А ты чего встал столбом? Иди отсюда, вон в другой комнате себе постилай и спи.
Я ухожу, постилаю себе , и лежу в темноте, стараясь не прислушиваться к вздохам и стонам через стену…
Наутро брат находит запасные ключи, и я плетусь домой, как побитая собака. Почему-то я чувствую себя виноватым.
Иду через парк, на скамейке сидит светловолосая девушка с длинной косой. К ней подходит какой-то парень, они целуются так, точно в мире никого больше нет. Почему же у меня такое чувство, точно я потерял что-то очень важное?
А вечером приходит человек из полиции. Мои родители поехали на похороны, но на мокрой дороге водитель лесовоза не справился с управлением, и нашу машину просто раздавило огромными брёвнами…
-Нет,- снова кричу я.- нет, никто не должен умирать!
-Легко отделаться хочешь…- снова та же старуха.- Нет уж, сам видишь, или ты или кто-то другой. Или отдаёшь мне внучку, тогда, может, и жить будешь.
-Нет, нет, я не могу так,- я реву, - я не хочу, чтобы кто- то умирал, не надо!
-Думай сам,- говорит старуха,- сроку тебе три дня. И учти, я своё возьму.
Я просыпаюсь, по лицу текут слёзы. Неужели обязательно кто-то должен умереть? Почему? Я не знаю, что мне делать, не знаю…

-Ну, теперь хнычет,- недовольно говорит Валера. – Чего рассопливился?
-Ничего,- я отворачиваюсь к стене, - отстаньте все.
По уму понимаю, что надо кому-то всё рассказать, но кто мне поверит? Да никто, кроме тех, кто в теме. А в теме не так много народу. Милке рассказывать ничего нельзя, эта дурочка мигом ринется к бабке, только чтоб меня спасти. И тогда всё насмарку, не знаю почему, но этот вариант самый проигрышный. Аня? Может быть, но опять же зачем? Сделать она ничего не сможет, только переживать будет. Маме тоже ничего не скажу, ей и так досталось.

Отец? Смешно, он махровый реалист, не поверит ни одному слову, только хуже сделаю. Да и видеть его не хочу, не то что с ним разговаривать. Серёга, брат, как же ты мне нужен! Ты бы понял, и посоветовал…Что же делать? Надо выбирать, надо! Но, стоп! Мне же только два варианта показали, а может их больше? Должно быть больше, и у меня три дня, чтобы найти и выбрать самый лучший. Так, тогда мне нужна Милка, главное придумать, как и что ей рассказать.
Лежу, лицом к стене. Думаю, соображаю. Сам не заметил, как уснул опять.
-Вставай,- не надо меня будить, а? – дрыхнет…конечно, всю ночь спать никому не даёт, а сам спит полдня!
С трудом открываю один глаз – Алексей. И чего все такие злобные?
-Будешь тут злобным,- я чего, вслух высказался? – ночь не спали из-за тебя, то орёшь, то рыдаешь. Так ещё и будить тебя не дают.
-Кто? – удивляюсь я. Кажется, я всех достал, кто меня тут жалеет?
-Я,- Андрей Петрович подходит ко мне, садится на кровать,- я тут заметил кое-что. Если тебя не будить, то ты сон досмотришь, а потом спокойно спишь. А если будим, то на следующую ночь опять начинай сначала. Кошмары?
-Да,- я прикидываю- человек пожилой, вроде умный, может рассказать ему? Может чего посоветует?
-Кошмары,- фыркает Валера, - это у меня уже от него кошмары! Только засну- начинается концерт. Оратория для ора с оркестром.
-Перестань,- Андрей Петрович , похоже на моей стороне, это радует,- а ты что, что-то совсем плохое видишь?
-Ага,- сознаюсь я,- или я умираю, или мои родители. Или так, или эдак. И надо выбрать, кто умрёт.
-Нифигасе! – Алексей, похоже, в восторге,- круть! Прямо как фильм.
-Зашибись, какая круть,- злюсь я,- что, попробовать хочешь? Так мне не жалко такого счастья!
-Вот идиот,- Алексей тоже злится,- ничего сказать нельзя. Башкой стукнутый, точно, мозги отшибло.
Он уходит на свою кровать, обиженно сопит.
-Не хочешь умирать?- спрашивает Андрей Петрович,- и родителей терять не хочешь, да?
-Не хочу, никого не хочу терять,- я пытаюсь удержаться, но слёзы где-то близко, глаза щиплет.
-Тогда осторожно выбирай,- вполголоса говорит Андрей Петрович,- не спеши. Всегда есть выход, запомни.
-А..- начинаю я, но он встаёт, качает головой и уходит. Медленно собирает вещи, сегодня его выписывают, а я думаю - почему он мне это сказал? Он что-то знает, но молчит. Или он тоже выбирал? А если так, то что выбрал, а? Сплошные непонятности.
Медсестра входит, командует:
-Так, с тумбочек всё убрать, и всем по кроватям. Сейчас профессорский обход будет. Кому куда надо - идите сейчас.
-Вон чего, - Андрей Петрович запихивает пакет с вещами под кровать.- Ребята, кто лежачий, вам чего нужно?
Я сажусь в кровати. Сгребаю в пакет пустые баночки из-под йогурта, ещё какую-то лабуду. Потом решаюсь, вцепляюсь в спинку кровати, встаю.
-Опять в самоволку подался,- констатирует Валера. – Лежал бы уже тихо, а то навернёшься ещё.
-Не хочу,- я цепляю костыль, тянусь за вторым. Сегодня мне удаётся самому ухватить второй костыль. Беру пакет с мусором и ковыляю к двери.
-Волю почуял,- ржёт Валера.
-Завидуй молча, - парирую я. Выползаю в коридор и направляюсь к туалету, медленно, но верно.
Блина, обратно идти втрое труднее. Руки болят, надо бы присесть передохнуть, но боюсь, сам встать не смогу. Еле доковылял до палаты, рухнул на кровать.
-Ну, успел,- хмыкает Алексей,- мы уж думали, что за тобой идти придётся.
Я заползаю под одеяло, вытягиваю здоровую ногу. Всё…устал, будто не до туалета дошёл, а машину кирпичей разгрузил.
В палату входит толпа. Ну, или не совсем толпа, много народу в белых халатах и зелёных пижамах. Наш врач что-то говорит высокому старику в белом халате. Сначала подходят к Валере, смотрят снимки, обсуждают. Беседуют с ним. Потом к Алексею. Старик говорит «На выписку». Вот, блина… и его выписывают. На улицу пойдёт, я чуть не заплакал от обиды. Надо попросить старика, пусть меня отпустят уже отсюда. А старик разговаривает с Андреем Петровичем, довольно кивает. Потом подходит ко мне. Сначала разговаривают, точно меня тут нет, тоже снимки смотрят. Ну, и я посмотрел, ничего не понял. На одном вроде рёбра, на другом череп. На остальных - какие-то прочие кости. Ну, кости у меня как кости, разве что поломанные местами. Так срастутся же!
Старик присаживается на стул, смотрит на меня. Спрашивает:
-Голова часто болит?
-Ну…- мне не хочется сознаваться, что болит постоянно,- болит…
-Часто? – снова повторяет старик. Он прямо просвечивает меня насквозь своими глазами, и я, против воли говорю правду.
-Всё время, только не сильно.
-Ходишь? – он заметил костыли.
-Немного, руки болят,- признаюсь я.
-Хорошо,- он кивает.- Надо потихоньку расхаживаться. Привыкнешь, меньше болеть будет. Так, гипс с шеи можно снять. И через час жду тебя в ординаторской.
-Меня? – у меня аж челюсть отвисла.
-Тебя, тебя,- старик улыбается,- и идти самому, не на каталке. В конце коридора дверь.
Он встаёт и уходит. А я домой не попросился… ну, не всё ещё потеряно, через час приду и скажу - отпустите меня домой, не могу я тут больше. Прямо так и скажу.
-Ты это,- советует Алексей,- сейчас выходи, как раз через час и доберёшься.
-Иди ты,- огрызаюсь я,- советчик хренов.
Через час я таки добираюсь до ординаторской и скребусь в дверь. Дверь открывается, к моей радости вовнутрь, и я вхожу. Старик сидит за столом, перед ним бумаги, стопки историй болезни, какие-то листки. Подбираюсь поближе, опознаю свои рукописи. Блина, и крысохомяк тоже тут…
-Садись,- приглашает старик,- не стесняйся. Прочитал я всё, что ты написал.
Я пристраиваюсь на краешке стула, приставляю костыли. Сижу, весь красный- ну, да…я всё написал, до мелочей. И про девушку тоже. Стыдобища, у меня даже уши горят.
-Ты ведь не все свои сны записал, верно? – спрашивает старик. Я киваю, сегодняшний, про старуху, не успел. Он смотрит на меня как-то странно, потом протягивает руку, гладит меня по голове и говорит :
-Что, не повезло тебе?
И тут меня прорвало… Наверно мне просто надо было, чтоб кто-то вот так, по-человечески мне посочувствовал. Я и сам не замечаю, как выкладываю ему всё, с самого начала и до конца. Он слушает, не перебивая, потом, когда я замолкаю, протягивает мне носовой платок. Правильно, я уже весь в слезах и в соплях, не могу я спокойно обо всём этом говорить. Я вытираю лицо и сморкаюсь, платок большой, белый в голубую клеточку. Старик терпеливо ждёт. Потом кивает головой:
-Ты всё правильно понял. Нужно найти верное решение, и вот тут тебе никто не поможет, выбирать ты должен сам. Я так понимаю, вариант с ногами тебя не устраивает, верно?
-Да,- соглашаюсь я,- я бы согласился, если бы не Милка,- я не могу ему объяснить, но перед глазами у меня стоит Милка, с её взглядом бездомной собаки. Смотрит так, точно ждёт пинка. – Не могу я её предать, понимаете!
-Понимаю,- старик шумно вздыхает, я комкаю платок. Надо отдать ему. Но мне неудобно, платок сырой и сопливый ещё.
–Оставь,- он машет рукой,- невелика ценность. Значит, предателем быть не хочешь, так?
-Не хочу. Не хочу, чтоб умирали из-за меня, – я смотрю в пол.
-Тогда думай сам, своей головой,- строго произносит старик,- тут тебе никто не поможет и советов не даст. Могу одно сказать - не хватайся второпях за первое попавшееся, думай, и сразу ни на что не соглашайся. Понял?
-Понял,- киваю я,- думать надо, да?
-Именно, думать своей головой. Что-то всё равно придётся отдать, и это должно быть что-то тебе очень дорогое. Поэтому думай, десять раз подумай, прежде чем выбрать!
Я сижу, ошарашенный. Вот тебе и профессор! Откуда он знает, а? Или он тоже когда-то… Он смотрит мне в глаза .
-Думаешь, ты один такой? Все выбирают, просто у тебя крайний случай. Иди, отдыхай пока.
-А можно меня домой, а? – тихо спрашиваю я,- выпишите меня, пожалуйста…
Старик качает головой.
-Рано пока. Понаблюдаем ещё немного, а то у тебя температура скачет, мало ли.
Я встаю, прощаюсь и ковыляю обратно. Безумно долго ковыляю, кажется, коридор просто бесконечный.