Всегда быть джинном просто неприлично.

Вообще, он джинн.
Нечасто, иногда.
Всегда быть джинном просто неприлично. Он покупает яблоки и личи, и у него седая борода. Клок бороды свисает на живот. За тысячу веков забыл, как бриться. Старуха у него — почти царица, не Савская, но тоже ничего. А по ночам он где-то далеко летает и хохочет над пустыней, растит такие персики и дыни, что ум отъешь и станешь дураком.

Вообще, он злой.
Конечно, не ко всем,
но временами зол, причем без меры, когда ползут зубастые химеры и глаз у них то нет, то сразу семь.
Клокочет ад, что шоколадный крем, и призраки клубятся за плечами. Дерётся джинн как Сухов с басмачами. Рыдая, разбегается гарем.
Змея, хамсин, халат белей, чем снег, песчаный холм на донышке флакона.
Сказав: "Ура, в Багдаде всё спокойно", джинн утром возвращается к жене.

Вообще, он маг,
ужасно древний маг.
Представьте, у него широкий профиль. По пятницам жене он варит кофе в старинной турке, неплохой весьма. Сочится запах через этажи.
Толкает скарабей послушный шарик.
Однако по субботам маг решает проветриться, гульнуть, поворожить. Тогда он зажигает фонари, включает звёзды, прекращает ливень. И город получается счастливей, не ведая, кого благодарить. За милые игрушки для детей, за разноцветных бабочек в трамвае, за то, что осень сильно плюсовая, и — жить, и суетиться, ждать гостей.

Вообще, он псих.
Смешно вообразить,
что караван бредёт по автобану. Старик боится почты и Сбербанка, вращаясь вокруг собственной оси. Он только в сказке может воевать, уютный, словно плюшевая лапа.
И, ласково поглаживая лампу, укладываясь на бочок в кровать, лежит под шелест листьев и машин.
Да, лампе он давно уже не пленник. Безумный дед, скрипучие колени.
Но если надо, он вообще-то джинн.


svirel_poetry