Мартышка и очки.

Жизнь - удивительная такая избушка на курьих ножках. Однажды самое важное для тебя она поворачивает к лесу задом. И то, что слепило глаза, навсегда уходит в тень.

У меня так было с очками. Для очков, конечно, слишком пафосная подводка получилась...Ну, да ладно.

Очки я начал носить во втором классе. Я страшно комплексовал. Мне казалось, что я хожу в аквариуме на голове, и на меня снаружи пялятся все вокруг.

Папа меня утешал. Говорил, знаешь, сынок, что отличает человека от обезьяны? Очки! То есть утешал, как мог. А мог он только так, то есть этой вот самой единственной фразой. Каждый раз, когда со мной случался очередной офтальмологический кризис, он выдавал в эфир эту ремарку. В какой-то момент мне искренне захотелось стать обезьяной.

Фобий хватало. Я заламывал руки и причитал, что, если уже сейчас мне понадобились очки, значит, я преждевременно старею и скоро умру. Папа задвигал про обезьяну, а также про то, что людей без очков тоже умирает достаточно. В тот момент умер Андропов. Он носил очки, и я несколько дней боялся выходить на улицу. Кроме того, я сокрушался, что в очках меня никто не станет быть. Тут вступала мама и восклицала, как это прекрасно. Ничего эти женщины не понимают в мужских делах...

И только я вроде бы смирился со статусом очкарика, как на уроке во время выступления у доски у меня выпало очко. В смысле - линза. Прямо на пол. Кто-то в классе сразу закричал, что у батлука отклеился глаз.

В конце восьмидесятых подростком я поехал в Париж с делегацией от дома пионеров. Там я влюбился в русскую девочку из нашей группы. Я был уверен, что в очках у меня нет шансов, и всю поездку проходил слепой. Очки весь Париж так и пролежали под подушкой. Красот Франции я не разглядел. С таким же успехом я мог бы прогуляться ночью у себя в Измайлово. Я настолько сильно растянул правое веко, наводя резкость, что в какой-то момент оно потеряло эластичность и перестало возвращаться в исходное положение. Придав себе тем самым квазимодо-лук, я полностью обнулил свои шансы на её любовь с первого взгляда. И со второго. И с третьего. Но девочка ответила взаимностью. В том нежном возрасте девочки вообще очень лояльны к убогим. Мы ходили по Парижу за ручку, и она помогала мне обходить столбы. Однажды она помогла мне обойти Эйфелеву башню.

В самолете по пути домой я собрался с духом, нацепил очки, посмотрел на свою возлюбленную и ужаснулся. Она была красавицей. Если бы очки оказались на мне с самого начала, я бы просто не решился к ней подойти. Так пенснолики впервые сослужили мне добрую службу.

Насколько это волновало меня тогда, настолько безразлично сейчас. Ахиллесова пята заросла. Даже более того: чем дальше, тем больше я убеждаюсь в том, что очки - это та изюминка, которая поднимает мою булочку в цене. Я имею в виду классическую булочку с изюмом, если кто подумал про другое. Я все чаще нахожу подтверждение тому, что очки это мой дар, а не проклятие. Как тогда в Париже.

Лучше всего это сформулировал мой друг. Он всегда видел меня только в очках. А тут однажды я при нем их снял. Друг внимательно посмотрел на меня и сказал слово на букву "б". Три раза. И ни разу это не было слово "батлук". "Никогда больше не делай этого", - сказал он мне вполне серьёзно. "Чего не делай?" - переспросил я. "Не снимай при мне очки. У меня дети". И друг при этом повертел что-то в руке. Что-то похожее на оберег.

Папа все-таки был прав про обезьяну. По крайней мере, в моем случае.
...
Олег Батлук