Блог Sassenach (Казахстан, Алматы, 52 года)

Что за дом притих,
Погружен во мрак,
На семи лихих
Продувных ветрах,
Всеми окнами
Обратясь в овраг,
А воротами -
На проезжий тракт?

Ох, устал я, устал,- а лошадок распряг.
Эй, живой кто-нибудь, выходи, помоги!
Никого,- только тень промелькнула в сенях,
Да стервятник спустился и сузил круги.

В дом заходишь как
Все равно в кабак,
А народишко -
Каждый третий - враг.
Своротят скулу,
Гость непрошеный!
Образа в углу -
И те перекошены.

И затеялся смутный, чудной разговор,
Кто-то песню стонал и гитару терзал,
И припадочный малый - придурок и вор -
Мне тайком из-под скатерти нож показал.

"Кто ответит мне -
Что за дом такой,
Почему во тьме,
Как барак чумной?
Свет лампад погас,
Воздух вылился...
Али жить у вас
Разучилися?

Двери настежь у вас, а душа взаперти.
Кто хозяином здесь?- напоил бы вином".
А в ответ мне: "Видать, был ты долго в пути -
И людей позабыл,- мы всегда так живем!

Траву кушаем,
Век - на щавеле,
Скисли душами,
Опрыщавели,
Да еще вином
Много тешились,-
Разоряли дом,
Дрались, вешались".

"Я коней заморил,- от волков ускакал.
Укажите мне край, где светло от лампад.
Укажите мне место, какое искал,-
Где поют, а не стонут, где пол не покат".

"О таких домах
Не слыхали мы,
Долго жить впотьмах
Привыкали мы.
Испокону мы -
В зле да шепоте,
Под иконами
В черной копоти".

И из смрада, где косо висят образа,
Я, башку очертя гнал, забросивши кнут,
Куда кони несли да глядели глаза,
И где люди живут, и - как люди живут.

...Сколько кануло, сколько схлынуло!
Жизнь кидала меня - не докинула.
Может, спел про вас неумело я,
Очи черные, скатерть белая?!

Почему у других на авах стоят картинки, фото со скрытым лицом, фото в масках и пр., а мне админы не дали разместить даже фото животных и картинки с приколами?
В ответ мне шлют админы правиля размещения фото на сайте.
Что, они только меня касаются?

Из гор и огнедышащей лавины
Владыка неба сотворил мужчину.
Он дал ему отвагу и уменье,
Чтоб мог тесать он серые каменья,
Засеять просом дикий сонный остров
И тигра в глаз сразить стрелою острой.
И мир окинув всё познавшим оком,
Бог отдыхал в раздумии глубоком:
Нужна подруга пахарю, но где же
Взять материал и трепетный, и нежный?
И Брама-бог пошёл искать по свету
Вещей неуловимые приметы:
Взял от луны округлую румяность,
От знойных трав шуршание и пряность,
Цветов и радуг свет и переливы,
Змеи неторопливые извивы,
Стан тростника и листьев бархат серый,
Печальный взгляд пугливой дикой серны –
И взору бога, полному блаженства,
Не женщина явилась – совершенство!

Такой жены мужчина не достоин,
При ней он будет раб её – не воин.
Без горечи пресна любая сладость,
Не зная горя, не изведать радость.
И стало грустно страждущему богу.
К творенью он добавил понемногу
И холод льда, и жар огня слепящий,
И нрав тигрицы, что укрылась в чаще,
И сладость мёда, и алмаза твёрдость,
И трусость зайца, и павлинью гордость;
Чтоб всё на свете женщина вместила,
Дал ей улыбку раннего светила,
Веселье, что струит капризный лучик,
Капризы ветра,
Слёзы хмурой тучи,
И суетливость сойки говорливой,
И воркованье горлицы стыдливой.

И онемел мужчина в изумленье,
Увидев столь прекрасное творенье,
Смятенный, очарованный, влюблённый,
Он ввёл супругу в свой приют зелёный…

На пятый день пришёл мужчина к богу,
В глазах его досада и тревога:

- Я весь её капризами опутан,
Она молчать не может ни минуты,
Язык её – серебряное жало,
Я изнемог от слёз её и жалоб!
Всевышний, их судьбой обеспокоен,
Жену в небесных поселил покоях.

Но вскоре к богу Браме виноватый
Пришёл мужчина, бледный и лохматый:
- Верни жену! Извёлся я – нет мочи,
Три дня не ел, не спал четыре ночи,
Мне песни не забыть её и ласки,
Она светла, подобна дивной сказке!
И он к жене приблизился, робея,
Что в солнечной купалась колыбели,
Стал звать её, волнуясь и ревнуя,
К нему вернуться в хижину лесную.
«Как мир любви, - бог думал, - слеп и сложен», -
И лотос был ему печальным ложем.

Дней пять прошло, и улеглась тревога.
Но вдруг вдвоём пришли супруги к богу.
- Всевышний! Как ошибся я вначале!
С ней больше мне досады и печали,
Веселья крохи – вороха мучений,
Две капли счастья – море огорчений!..
Но Брама высек молнию из тучи:
- Меня ты, дерзкий, до смерти замучил,
А речь твоя и странна, и нескладна:
Вам плохо врозь – и вместе вам неладно,
И я, всё-всё постигнувший от века,
Понять не в силах душу человека.
Вам вить гнездо и жить своею волей,
Подите прочь – я не судья вам боле!

И к хижине за пальмовой листвою
Ушли они, поникнув головою.
И улыбнулся Брама, бог лукавый,
Так, что ослепли солнечные травы,
И, словно стаи бабочек над лугом,
Цветы, кружась, смеялись вслед супругам.

Солнце плавилось воском.
Травы сонные жгло,
Савроматское войско
В степь Великую шло.
Пыли рыжие космы.
Воздух потом пропах…
Пыль на лицах раскосых.
Соль на черных губах.
Вождь лихих савроматов
Сед, как филин лесной.
Сто батыров лохматых
У него за спиной.
Взгляд кагана — что жало.
Плечи в тонких шелках.
Отсвет войн и пожаров
На бескровных щеках.
Там, у дальней границы,
У приморской гряды
Золотые гробницы
Гордых скифских владык.
Вскрикнут медные трубы.
Вздрогнут пики знамен,
И взойдет он по трупам
На сверкающий трон.
Был зловещим и низким
Свет вечерней звезды,
А в селении скифском
Не гадали беды.
Два босых и бедовых,
Два безусых юнца
В ковылях молодого
Стерегут жеребца.
Опрокинутой чашей
Над землей небеса.
Ходит конь одичавший —
Пламя в черных глазах.
Конь не знает повозки
И с уздой не знаком.
Но подкрались подростки.
Миг — и оба верхом!
Небо прянуло в сторону.
Ветер впился в лицо.
Мчит в седые просторы
Конь отважных юнцов.
Вот уж пена, как проседь,
Проступает с боков.
Но не может он сбросить
Удалых седоков.
Всласть они покружили
По оглохшей степи,
А натешась, решили
Дружбу клятвой скрепить.
Под звездой молодою
На кургане степном,
Чуть разрезав ладони,
Кровь смешали с вином.
И омыли оружие
В медной чаше сперва
Ради братства и дружбы,
Той, что крепче родства,
И зарок положили.
Выпив чашу до дна:
Пусть течет по их жилам
Кровь одна, жизнь одна.
Дандамис сероглазый —
Тих и ростом высок,
Любит смех и проказы
Удалой Амизок.
Перед ними на склоне
От кибиток пестро.
Бродят сытые кони
Возле сонных костров.
Сохнут сети рыбачьи
У ленивой воды.
Но тревожен и мрачен
Свет вечерней звезды…
Или скифскую стражу
Смертный сон ослепил!—
Мчатся конники вражьи.
Как лавина, в степи!
Стали красными волны.
Бой жесток был и скор.
Савроматские воины
Гонят пленных и скот.
— Эй, лихие джигиты,
Загоняй табуны.
Загребай из кибиток
По четыре жены!..
Смотрят скифы набычась,
Хмуря гневные лбы.
Нынче просто добыча,
Послезавтра — рабы.
А в бою том неравном
Скифы славно дрались.
Но что друг его ранен.
Не видал Дандамис.
Сквозь засады и стрелы.
Не поддавшись врагу,
С горсткой отроков смелых
Он ушел за реку.
Но тоска его гложет.
Лучше б — камнем ко дну!—
Он оставить не может
Амизока в плену.
Позабывший о брате
Будет ввергнут во тьму,
Черный ворон проклятья
Будет спутник ему!..
Нет, названого брата
Не предаст Дандамис!
И плывет он обратно
За реку Танаис.
Слово «Выкуп!» открыло
Путь ему на курган,
Где в шатре синекрылом
Веселился каган.
Был каган благодушен.
Подозвав толмачей.
Приподнялся с подушек:
— С чем пришел ты и чей!
— За товарища выкуп —
Жизнь свою я принес.
Старец — очи навыкат:
— Небогатый принос.
Или в Скифии боле
Жизнь уже не в цене,
Коль в колодки, в неволю
Насылаешься мне?
Слушай, птенчик мой желтый,
И завет восприми:
Страх, оружие, золото
Правят всюду людьми.
— Нет, каган седовласый.
Хоть казни, хоть убей.
Все равно ты не властен
Над свободой моей.
И пришел я как воин.
Верность дружбе храня.
Побратима на волю
Отпусти за меня!
Стало серым до жути
У кагана лицо.
Он жестоко подшутит
Над упрямым юнцом.
— Я ценю вашу дружбу,—
Он с усмешкой сказал,—
Жизнь твою мне не нужно.
Но отдай мне… глаза!
Ждал, что скиф сероглазый,
Как щенок, завизжит.
— Что ж, бери. Но пусть сразу
Суд свершат палачи!
Два кровавых кинжала
Покатились к ногам.
Но ни стона, ни жалоб
Не услышал каган.
Потрясенный, не ждал он
Такого конца,
Чтоб улыбка блуждала
На губах у слепца…
В степь, в вечернюю дымку
Одинокой тропой
С побратимом в обнимку
Шел счастливый слепой.
А железный владыка
От тоски занемог.
Среди орд своих диких
Он, как барс, одинок.
Знают жалость и звери.
Он про все позабыл.
Никому он не верил.
Никого не любил.
И проживший на свете
Жизнь почти до конца.
Он завидовал этим
Непокорным юнцам.
И внезапная робость
Поселилась в груди.
Словно черная пропасти
У него впереди.
Если в Скифии гордой
Каждый воин таков,
Что ей быстрые орды
Савроматских волков!..
Лишь заря заалела,
На решения скор,
Отступать повелел он.
Бросив пленных и скот.
…Солнце плавилось воском.
Зной был густ и жесток,
Савроматское войско
Шло назад, на восток.

Вот уже 15 лет аист, преодолевая 13 тысяч километров, прилетает к своей раненой подруге

Каждый август аист по имени Клепатан вынужден оставлять свою подругу Малену, чтобы мигрировать в Южную Африку. К сожалению, Малена не может улететь вместе с ним — 22 года назад ее ранил охотник, и с тех пор она остается одна и терпеливо ждет своего суженого. И вот уже на протяжении 15 лет верный Клепатан, преодолевая расстояние 13 тысяч километров, возвращается к своей любимой в марте.

О, караванщик, не спеши:
Уходит мир моей души,
И сердце, бывшее со мной,
Летит за милой в край чужой.

Я силой чар и тайных слов
Скрыть рану сердца был готов;
Но коль бы в том успеть я мог?
Уж кровь бежит через порог.

И вот я с милой разлучен
И злою мукой удручен,
Как будто жало иль копье
Прошло сквозь тело вдруг мое.

Со мной подруги больше нет;
Померкнул дней веселых свет;
Страсть душу жжет лютей огня
И дымом вьется вкруг меня.

Хотя подруга холодна,
Хоть прежним клятвам неверна,
Но мысль о ней во мне жива
И рвется силою в слова.

О, караванщик, ты жесток!
Не приближай разлуки срок!
Так связан с милой я своей,
Что жизнь моя уходит с ней.

Вернись, красавица, назад,
Чтоб тешил вновь тобой я взгляд,
Чтоб эти жалобы с земли
До сфер небесных не дошли.

Исход души из плотских пут
Рассказов тьмы передают;
Я видел сам, как, вдаль спеша,
Меня покинула душа.

– „О Саади, забудь печаль
О той, кому тебя не жаль!”
Пусть будет так, но этот стон
Из сердца мукой извлечен.

Нехорошая я. Отвалите, право.
Перестаньте искать на меня управу.
Поменяйте себе на носу оправу
И уймитесь. Займитесь собой.
Я могу быть любой и могу неправой.
Пусть нелепой, неумной, совсем нездравой...
Но у многих в душе лишь песок да гравий,
А во мне океанский прибой.
(Катя Гордон)

Тот, кто понял хоть что-то
Не сеет вокруг войны,
Не таскает за пазухой подлости, мести, лжи...
Бессмысленно не калечит...