И почему-то болтливый камень впервые в жизни в ответ молчит.

Простывший город, коробки, соты, и где-то неба седой платок. Дороги льются бесцветным камнем, кресты и петли кладут у ног. Шагая в пропасть, мы видим сказку, забытый кем-то обрывок снов, и только сердце быстрее бьется меж крупных гаек больших часов.

Мельчает город в туманной дымке, и с каждым вздохом в нас больше сил. Сквозняк остался в проемах улиц, сочится в щелях, гоняет пыль. А с нами – ветер, лихой, свободный, носящий в ранце морскую соль, и, может, где-то видавший парус, который ждет по утрам Ассоль.

Мы стали старше, и в этом странность, что мы не можем служить камням. Наш мир ломают, куют из стали законов, правил, цветных реклам. Сбежавших мало из этих тюрем, приятен уху монетный звон, настолько сладок, что мы не видим ряды решеток поверх окон.

Мы оба знаем, что город ищет - нельзя оттуда вот так уйти, печатной краской кричит «Пропали!», и эхо трудно сбивать с пути. И всё же верим в свое «иначе», без вечной спешки, долгов, угроз. Сейчас лишь нужно дойти до нити, туда, где травы – соседи звезд.

И, может, позже, сквозь сотни вёсен и миллиарды бегущих дней, хоть кто-то спросит про нас, пропавших, вернулся ль кто-то под тень камней? И эти сказки в старинных книгах, они забыты, но всё же, чьи?

И почему-то болтливый камень впервые в жизни в ответ молчит.

(с) Deacon