СЕМЬ СЛОНИКОВ

- Как же это? - Маша виновато хлопала ресницами и копошилась в сумке, пытаясь нащупать кошелек. Кассирша с тоской поглядывала на гору отсканированного товара, а собравшаяся очередь нервно вздыхала.
- Девушка, в магазин ходят с деньгами, - не выдержал мужчина с пышными усами, - Коммунизм еще не построили.
- Во-во! Перед тем, как телегу грузить, про кошелек надо думать, - толстая тетеха в красной мохеровой шапке развернулась к усачу.
- Я же в маршрутке проезд оплачивала, - Маша еле сдерживала слезы, - А это что такое? – Из дна сумки торчала её ладошка с растопыренными пальцами, - Как так разорвалось?
- Конечно! - хмыкнула кассирша, - Разрезалось «добрыми людьми». Денег то много было?
- Так меня, что, обокрали?
- Ну, дошло, наконец, - «пожарная шапка» ткнула Машу длинным багетом, - Проходи, давай, скупишься в другой раз.
- Охрана! – истошно завопила кассирша, - Аннуляция!
На негнущихся ногах Маша поплелась к выходу. Что-то многовато для одного дня – с работы её, «попросили», кошелек украли. Чего еще ожидать? Ладно, вдох-выдох и «спокойствие, только спокойствие». Как говорится, терпенье - лучший пластырь для всех ран. Так, что бинтуйся, Маша и вперед!
На улице шел снег – огромные белые перья плавно кружили по воздуху. Серые деревья тянули к тяжелым тучам озябшие ветки, чтоб поскорей закутаться в падающий пух. Март месяц на дворе, а тут такое снежное волшебство. Видимо надоело Госпоже Метелице смотреть на серую слякоть, вот и задумала перинку взбить.
- Как красиво! – Маша остановилась на ступеньках.
- Малахольная! Ее грабанули, а она на снег любуется, - фыркнула «мохеровая шапка», - Рот открыла и ворон считает. Удивлюсь, если ты домой в пальто доберешься, раззява!
В ту же секунду ворчунья поскользнулась на мраморной ступеньке и грохнулась на пакет с покупками. Маша поспешила на помощь, но тётка сердито зыркнула и прошипела, - Отвали.
Затем, оценив размер ущерба, заорала, – Больно, нога! Помогите!
Из супермаркета на крик вышел охранник и, отчаянно жестикулируя, стал докладывать по рации руководству, - Елена Валерьевна, опять Усольцева бушует, - совсем совесть потеряла. К празднику видать подарков захотелось. Есть, не умничать! - козырнул охранник и медленно подошел к пострадавшей, - Ну, что, как сегодня, сами идти сможете? Елена Валерьевна у себя, ждет вас.
- Нога болит, как бы перелома не было, - бедкалась «мохеровая шапка».
- Значит, вызываем «Скорую»!
- Да погоди, ты, - тетка чуть не выбила из рук охранника телефон, - Сказано тебе, болит, а не оторвалась. Идти могу, веди уж. Ох-хо-хох! Вот скупилась, так скупилась - все яички всмятку и баночка с огурчиками разбилась.
- Яйца с огурцами на красную икру с балыками вам менять - не привыкать, - срифмовал секьюрити.
- Умничаешь, да! – красная шапка зло сощурила глаза, - Смеешься над травмированной пенсионеркой, вместо того, чтобы ступеньки чистить.
- Боже, вас упаси, Зинаида Тимофеевна! Кто над вами посмеется, тот горя не оберется, - продолжил поэтическую карьеру охранник, и услужливо подхватив пакет, поплелся за скандалисткой.
- Вот как в магазин за покупками ходить надо! – рядом с Машей стоял усатый умник из магазина, - Видала!
- Вот сами и учитесь, раз нравится, - девушка пожала плечами и побрела домой.
- Красавица! - громко позвал мужчина, закутанный в тулуп, - Цветочки покупай, про праздник не забывай! Цветочки покупаются – желания сбываются!
Этот продавец был бессменным украшением аллеи в парке – весной и летом торговал леденцами и цветами, а зимой ёлками. Звали торговца Антон, но Маша окрестила его «Морозком», уж очень тот напоминал сказочного персонажа. И этот самый Антон-Морозко перед Новым Годом таки уговорил Машу купить хвойную красавицу из леса.
Из года в год Маша наряжала пышную, двухметровую елку из синтетики, подаренную родителями. «Сосна-Микс эксклюзив» было написано на коробке.
- Очень практично и нарядно, - нахваливала свой подарок мама, - Иголки не сыплются, пышная и главное, твоя совесть перед природой чиста.
А тут возвращалась с работы, а Морозко как прицепился со своими фразочками, - Ёлочку покупай, про Новый Год не забывай! У меня самые настоящие - из волшебного леса, какое хочешь желание исполнят.
Маша тогда представила, что ждет её в праздники - родители пригласят её к себе. Мама, наверняка, приготовила Маше для смотрин очередного «достойного» кандидата в мужья, которых папа называл «Новогодними кабальеро». Она будет есть мамин «потрясающий оливье», бабушкины эклеры со сливками, пить шампанское и слушать бесконечные доводы о пользе семейной жизни и счастье материнства. Потом вдвоем с «кабальеро» они прогуляются по ночному городу, обсуждая прелести или недостатки погоды и политическое положение в стране. Новогодний сценарий старой девы был постоянен и стабилен. Никаких потрясений и перемен не предвиделось, разве что менялись имена кандидатов в мужья. Но дальше «До встречи» и «Созвонимся» дело не двигалось.
- Какую ёлку в дом принесешь, такой год и проживешь, - подстрекал тогда Морозко.
И так вдруг захотелось ей поменять свою жизнь, что поддалась на уговоры и купила – большую и пышную, чтоб понадежней с желанием получилось. Но, обещанное диво не пришло, и все было как раньше – монотонно и скучно.
А цветочный зазывала все приманивал, - Купи букетик – в счастье билетик! Цветочек выбирай и мечту поджидай!
Маше, проходя мимо продавца, захотелось влепить ему снежком по хитрому носу, чтоб не повадно было сказки обещать!
- Не куплю ничего, сам загадывай свои желания, Морозко- шарлатан!
Торговец смолк на полуслове, и озадаченно посмотрел в след гордо удаляющейся Маше.
Потом ей стало совестно, обидела человека ни за что. Ну, причем цветочник к ее жизненной неустроенности? Разве он сценарии судьбы пишет? Эх, Маша, Маша, повела себя, как избалованный ребенок, не получивший новую игрушку. Что-то с ней не так, неужели она становится брюзгой?
Вроде бы нормальная во всех отношениях девушка, только зацикленная на работе. И еще, очень любящая мечтать. Пусть даже о банальностях, а что? Занятие не вредное, а развивающее. И не важно, сколько тебе лет – шестнадцать или двадцать восемь. Проснуться бы как-то утром, посмотреть в окно, а там на весь асфальт – «Я тебя люблю». И это самое «люблю» - от того, самого дорогого и единственного. Она точно знала, что так бывает, просто у одних это длится всю жизнь, а у других один миг.
Маша была из второй категории. Её любовь была хрупка и коротка, как жизнь бабочки-поденки. Зато она дала ей почувствовать - как это засыпать и просыпаться с мыслью о счастье. И что всего один взгляд, одно прикосновение может заставить сердце замирать, и с бешеным стуком выталкивать его из груди. Эта любовь подарила ей самый прекрасный в мире танец, от которого перехватывает дыхание - хоровод порхающих внутри тебя мотыльков. И еще она научилась летать, выше парящих в облаках птиц, вдребезги разбивая все законы земного притяжения.
И пусть этот полет был не долог, но этого мгновения было достаточно, чтобы понять – ради этого стоит жить.
А может, все это было не с ней – и это не она любила, и не её. Потому что, когда любят, то помнят. А про неё забыли, даже не попытавшись объяснить почему. Но она все равно не приняла и не поняла бы никаких пояснений. Вот такая уродилась бестолковая, что не втемяшишь ей никак про угасание чувств. Потому что, если любишь, то это навсегда, и никакие обстоятельства и время тут ни при чем. Все это отговорки для тех, кто выдает желаемое за действительное. Но стекляшка никогда не станет бриллиантом, как ее не полируй: поблестит и все равно разобьется.
Впрочем, для Маши – битое стекло было предсказуемо, с ней всегда происходят разные гадости. Вроде и привыкнуть к ним пора, а не получается.
В детстве ей очень нравился фильм «Невезучие» с Пьером Ришаром. Она хохотала и от всей души сочувствовала неудачному растяпе, то и дело попадающему во всякие передряги. Кто бы мог подумать, что пройдет не так уж много лет, и она будет его достойной соперницей по неприятностям. В школе Маша была круглой отличницей, и, завершив учебу, должна была получить золотую медаль. Но, какие-то бумажки затерялись или перепутались и на торжественной линейке, она получила лишь извинения и обещание от школьного руководства «исправить недоразумение». Руководство слово сдержало, и ровно через неделю вручило коробочку с долгожданной блестящей наградой, в коридоре, пахнущем краской и заваленном партами.
- Машенька, - сказала ей тогда директриса, закрывая дверь своего кабинета, - Еще минута и ты б меня не застала.
Тамара Емельяновна долго трясла неподдающуюся дверь, и коробочка с Машиной медалью выпала у нее из рук. Блестящая кругляшка быстро покатилась по темному коридору.
- Лови ее быстрей, там полы окрашены, - спохватилась директриса, - А то прилипнет, и придется пол ковырять.
Паспорт, как и медаль, просто так не дался. Вначале его выдали с ошибкой в прописке. Инспекторша заверила, что ничего особенного не случится, если она придет через неделю и заберет исправленный документ. Неделя затянулась на полгода. От короткого замыкания, по официальной версии милиции, в левом крыле РОВД, где располагался паспортный стол, случился пожар. Многие документы сгорели. Не трудно догадаться, что Машины были из их числа.
В институт она поступала по временному удостоверению, подтверждающему ее личность, и очень от этого комплексовала.
- Тю, наплюй ты на ту бумажку, - утешал её дед, набивая табаком трубку - Одной больше одной меньше. Институт – не Загс, а учиться, не жениться.
- То-то и оно, - сокрушалась мама, - Как можно было с такой медалью и знаниями запихнуть себя на факультет невест, еще б в ткачихи подалась.
- А что плохого на филологическом? – отбивалась Маша.
- А хорошего что - ни одного приличного мальчика не найдешь. И почему тетю Грету с ее связями не послушали, - качала головой мама.
Отсутствие женихов на факультете Маша не считала поводом для беспокойства, и с блеском сдав вступительные экзамены… Не нашла себя в списках поступивших в институт.
- Понимаете, Алла Викторовна, у нас новый, совершенно не опытный секретарь, - оправдывался ректор перед Машиной мамой, - Зарплата маленькая, и кадрами особо не покидаешься. Напутала наша Леночка и влепила вашей Маше два по сочинению, представляете? – ректор хохотнул, - Но, это дело поправимое. Конечно, она уже все исправила и у вашей дочери «отлично».
- Так я поступила или нет? - Маша никак не могла взять в толк: причем здесь какая-то секретарша с двойкой по сочинению.
- Конечно, поступила, - ректор потряс ее за плечи, как грушу, - И наша Альма-матер с радостью распахнет перед вами двери.
Шесть лет учебы были настолько спокойны и размеренны, что Маша и думать забыла о неприятностях. Зачетки не пропадали, в списках со стипендией ее фамилия не терялась, а преподаватели прогнозировали ей успешную карьеру в научной деятельности. Маша, получив диплом, поступила в аспирантуру и с блеском ее окончив, готовилась к защите кандидатской диссертации. Народ в вузовских кулуарах перемывал ее занятые научной работой косточки: кто возмущался выскочкой, кто восхищался и завидовал.
- Конечно быть в любимчиках у «Калиостро» легко, везде зеленый свет, - злословили те, кому не давали покоя чужие лавры, - Не то, что нам «рабочим лошадкам».
Такие разговоры Маша близко к сердцу не воспринимала. Они были полнейшей выдумкой людей, у которых, кроме больного воображения и лени других «достоинств» не было.
Ректор университета Аристарх Калистратович Калистый, по прозвищу Калиостро, и понятие «любимчик» были вещи не совместимые. С самого детства он привык добиваться всего своим трудом и упорством. И поэтому выделял из толпы и ценил только тех людей, кто имел отношение к касте настоящих трудоголиков. Седой, как лунь старик-великан, его рост составлял метр девяносто шесть сантиметров, с громким голосом и сдвинутыми бровями, руководил своим детищем без малого пятьдесят лет. У него не было семьи, друзей и привязанностей. Наука, вот та единственная, что раз и навсегда пленила его сердце. Вместе с ней они взрастили и подарили миру не одно поколение талантливых учеников. Научные достижения ректора, которых хватило бы не на одну биографию, были востребованы и щедро вознаграждены. Но, несмотря на все привилегии, он жил в скромно обставленной квартире, иногда выезжая на загородную дачу. Личного автомобиля он не имел и лишь недавно, в виду, как он сам выражался «острой старости» начал пользоваться университетской машиной.
- Человек должен довольствоваться малым, но стремится к большему, - было его жизненным кредо, и профессор справедливо полагал, что этот постулат абсолютен для всех.
Несмотря на почтенный возраст, здоровьем Аристарх Калистратович обладал богатырским. У него никогда не было больничных или выходных по причине недомогания. Неутомимые языки по этому поводу чесали зубы жуткими гадостями. Но зло, как говорится на то и зло, что тихо лежать не может.
- Он никогда не болеет, потому, что с детства крови напился. Мать его, родила аккурат перед самим голодомором. Кормить было нечем, вот и поила его из своих вен. Всю до капли сцедила и померла, - говорили одни.
- Кто его знает, может он и по сей день так питается, - вторили другие.
- А с таким именем, другой еды и не надо, - поддакивали третьи.
Имя действительно у ректора было неординарным, а в тандеме с отчеством и фамилией било наповал. Ректор о своей «боеспособности» знал и не считал зазорным объяснить новичкам особенности некоторых имен, сдабривая рассказ щедрой порцией юмора.
- Вы думаете я получил прозвище «Калиостро» из-за отчества? – на первой же лекции вводил он «в курс дела» первокурсников. Тогда выбор гуманитарных наук – это ваша ошибка. Из моего отчества или фамилии можно сформировать куда более душедробительные вещи.
Затем от слушателей требовалось попрактиковаться в составлении ярлыков, с основой его, ректорских данных. Причем приветствовались любые, даже отдающие ненормативной лексикой. Каждый из студентов, поучавствовавший в таком шоу вскоре понимал, что ректор – это самый, что ни на есть настоящий Калиостро. Великий мастер загадывать загадки и ошеломлять. И так же, как его реальный прототип, он умел делить людей на два лагеря. С одной стороны те, которые преклонялись перед его беспредельными знаниями и могуществом, визави те, кто считал его манипулятором людских душ. Одни его боготворили, другие проклинали за чрезмерную требовательность к себе и окружающим. Единственное, что роднило оба лагеря – это то, что личность Аристарха Калистратовича Калистого никого не оставляла равнодушным.
Маша была заядлым трудоголиком, поэтому без труда примкнула к первой группе и со спокойной уверенностью начала покорение научных вершин.
Только родители устали радоваться карьерным достижениям Маши и ждали, когда она, наконец, произнесет три заветных слова «Я выхожу замуж».
- Меня с души воротит от твоих «лингвистических традиций, с классическими концепциями», - причитала мама, - И абсолютно без разницы какие «проблемы перевода у прецедентного текста». Я внуков хочу нянчить, а не восхищаться дневниками Кафки, понимаешь?
Маша понимала, и обещала подумать над этим, когда закончит с вопросами художественного перевода бурятской прозы. Вскоре её целиком поглотили традиции и новаторство поэзии «чистого искусства». А потом пришла любовь.
Его звали Павлов Илья. Физик-аспирант - ботан, бунтарь и романтик в смешных круглых очках. Он вывел для неё самую прекрасную формулу: любовь, помноженная на любовь - равно бесконечность. Маша и не подозревала, что жизнь может быть так прекрасна, когда у тебя есть тот, кому ты нужен. Когда, не задумываясь, отдаешь себя всю, без остатка, растворяясь до последней капли. И не боишься, что тебя выпьют до дна. Потому, что нет этого самого дна – ты океан без глубины.
Но, несмотря на душевный шторм, Маша внешне никому не показывала своих чувств. Ни родители, ни друзья не догадывались, что переживает их вечно занятая работой Маша. А она все скрывала и не рассказывала никому о своей любви, будто боялась спугнуть. Пусть узнают когда-нибудь, потом, но не теперь.
И так продолжалось бы до бесконечности, если б банальная разлука. Илья уехал преподавать в американском университете, и со дня отъезда Маша не получила от него ни одного письма – ни электронного ни бумажного. Не было ни телефонных разговоров, и даже самой завалющей СМСки. Ничего! Только боль от одиночества и осознания собственной ненужности.
Она не спала по ночам, рыдала в насквозь промокшую подушку и кусала губы до крови, но легче не становилось. Сердце разрывалось на части от бессилия, что- либо изменить.
Она не любила неопределенности и неведения, казалось, что окажись она хотя бы на минуту рядом с ним, то посмотрев в любимые глаза, смогла бы понять – «почему». И, наверное, любой ответ приняла б, как должное. Несмотря на врожденный пацифизм, Маша со страшной, вырвавшейся наружу силой, возненавидела американский штат Коннектикут, и всех его вместе взятых жителей. Неужели своих преподавателей мало? Так нет, свеженьких им из-за границы подавай! Ну зачем им ее кусочек счастья, ведь все равно на всех не хватит. А у неё теперь такого не будет никогда. И ничего сделать нельзя, кроме как выть в подушку, потому что до университета в Нью-Хейвене, где с недавних пор преподавал Илья Павлов, также безнадежно нереально добраться, как и до Луны.
- Чтобы ты не чувствовала сейчас, но оно похоже на горе, как яблоко на устрицу, - покачал головой, вошедший к ней на кафедру ректор, - Это не стоит твоих слез. Немедленно прекрати себя жалеть – тебе не идут красные глаза и серое лицо, - и, немного помолчав, добавил, - А если заокеанским гражданам понадобились формулы в исполнении маэстро Павлова, то прими это, как должное, и найди в себе силы порадоваться за него. Утечка мозгов, Мария, была есть и будет, до тех пор, пока существует денежная единица. И это так же верно, как то, что яйца суть яйца.
- Откуда вы знаете про Павлова и меня? - только и смогла произнести Маша.
- Я старик, но это не есть признаком слепоты. Но спешу тебя заверить, что зряч в институте только я.
- Как же мне дальше, а, - Маша уткнулась в теплую ректорскую ткань пиджака и разрыдалась.
- Прими все, как должное, и живи дальше. Поверь старику – это выход. А придет пора польет, что из ведра.
И ректор не ошибся, полило. До Машиной защиты кандидатской оставалось два дня. Она и раньше задерживалась в институте допоздна, а накануне так засиделась, что, мельком глянув на часы, ахнула – половина первого ночи. Решив дождаться утра на кафедре, она еще пару раз прочитала свое творение от корки до корки и, умостив лицо на ладони, уснула.
Утром ее разбудила уборщица тетя Оля.
- Машуня, детка, тебя Калиострович ищет. Злой, что Анчутка, а случилось чего, - тетя Оля пожала плечами, - Так кто ж скажет.
- Доброе утро, Аристарх Калистратович, - Маша открыла дверь приемной ректора, - Вы меня искали?
- Проходи и закрой дверь, Калинина. Разговор не для посторонних ушей, - ответил тот вместо приветствия.
- Что-то случилось? – поинтересовалась Маша.
- Кто-то Калинина очень сильно завидует тебе, потому как другого объяснения данному инциденту я найти не могу.
- Да что произошло, в конце концов, - теряла терпенье девушка.
- В бухгалтерии взломан сейф – украдены деньги и печати. А на полу похититель обронил вот это, - ректор вытянул вперед руку и разжал ладонь. Внутри змейкой свернулся золотой браслетик с семью слониками-висюльками. Маша знала, что на четырех были даты – поступления в институт, защита диплома, аспирантура. Пятый листок ждал, когда умелые руки гравера поставят дату защиты кандидатской, Машиной кандидатской. Этот браслет подарили ей родители на День рождения в прошлом году,- Это символ счастья, - пусть всегда будет с тобой!
И она очень расстроилась, когда потеряла его. Права была бабушка, когда сказала, что «слоника потерять – семь лет счастья не видать» А у нее потерялись все семь. Неужели это значит, что неприятности будут преследовать её еще без малого полвека?
Удивление, изумление, ошеломление. Неужели у того, что она сейчас чувствует, после рассказа профессором есть всего три синонима. Нет, пожалуй, еще подойдет отключка и обалдайс. Ноги стали ватными, холод залез под лопатки и скатился вниз по позвоночнику.
- Я анализировал ситуацию, но такой грязной игры в стенах нашего института не припомню, - седые профессорские брови чайками взлетели к самому верху лба, - И лучшее, что ты можешь сделать, это покинуть его стены.
Колючий шар подкатил к горлу и перекрыл дыхание, а щеки уже заливало горячими солеными ручьями слез.
- Возьмешь академку, - продолжал ректор, - Защиту перенесем.
- Почему это происходит со мной, - тихо прошептала Маша, - Почему со мной?
- Быть лучшим, это быть сильным. Не давай мне повода для разочарования. Все!, Разговор окончен, - профессорская рука решительно разрезала воздух, - С завтрашнего дня, Калинина, у тебя академический отпуск, иди.
Побитой собакой, Маша поплелась к двери, но взявшись за ручку, остановилась, - Аристарх Калистратович, почему вы…
- Несмотря на улику не поверил, что ты воровка? Маша, не зли меня! - профессор сдвинул брови, - Я стар, но глупость не моя добродетель.
- Простите, - Маша открыла дверь, - Спасибо, вам.
Она шла по институтскому коридору и считала досточки паркета. Никакая сила не смогла заставить её поднять глаза и посмотреть вокруг.
- Господи, ведь я ничего не совершала, почему же так стыдно, - шептала под нос Маша.
Ответа она не знала. Как не знала, почему у неё, за все годы, проведенные в университетских стенах, нет практически ни одного ставшего близким человека. А заклятых врагов оказалось в полном ассортименте. Что она сделала не так, почему «все наперекосяк» - её жизненный девиз? Она устала и от всех этих передряг хочется спрятаться или на крайних случай убежать далеко-далеко. Например, в Нью-Хейвен.
Кассирша в бухгалтерии, выдававшая Маше расчетные, несколько раз с завистливым вздохом пересчитывала сумму, сострила, - На первое время должно хватить, правда?
- Главное, чтобы времени хватило потратить, - парировала Маша.
Выходя из бухгалтерии, Маша поежилась - в террариуме и то уютней. Сама себе она была готова поклясться, что стоит ей обернуться, как увидит тыкающие пальцы и округлившиеся рты. Ну и пусть, в конце концов, лучше вызывать у других зависть, чем жалость.
Прострадав дома пару дней, Маша решила устроиться на работу, пока временно. Сидеть в заточении больше не хотелось, да и украденный у неё кошелек бюджет урезал основательно - все же расчетные с отпускными. В маршрутке она, поддавшись минутному порыву, представила, как приплюсует их к отложенным на отпуск деньгам и полетит в Америку. А потом была дыра в сумке и еще один роскошный гол в пользу неприятностей.
Маша вдруг улыбнулась, когда вспомнила перепуганного черного кота у подъездной двери, который шарахнулся в сторону, как только она подошла. Видно у нее по шкале неприятностей сейчас самый пик, раз черные кошки дорогу уступают. Пора их разгонять!
Переворошив горы объявлений, поняла что не такой и простой вопрос – «куда пойти куда податься». И ломала бы она голову, если бы не звонок бывшего однокурсника. Азербайджанец Низами, которого весь курс называл «Низамка», был одним из трех представителей мужской половины в их группе. Красавчик, спортсмен, весельчак и просто большая умница, он знал, казалось всё и обо всём, что не имело отношения к филологии. Каким ветром его занесло на факультет невест оставалось загадкой. Не было такого, чего бы он, пообещав, не сделал. Такие люди запросто могут найти подснежники в декабре, и сосульки в июле. Он был патологически удачлив: любой лотерейный билет, как и спор был для него выигрышный. Он умел дружить и заводить нужные знакомства. В общем, с жизнью он был на короткой ноге, и шутил, что «Низами Мехтизаде с фортуной в шоколаде».
- Привет, Калинина, - радостно забарабанил в трубку Низами, - Я прослышал ты в печали?
От неожиданного вопроса Маша уронила телефон.
- Да не переживай ты так. «Не удивляйся происходящему, ибо ничто не происходит случайно. Все идет так как должно идти.», - трубка, цитирующая Платона во второй раз оказалась на полу.
- Низами, какими судьбами? – Маша, наконец, подняла телефон.
- Принял сигнал из космоса. А если серьезно, то завтра к десяти пришлю за тобой машину. Сможешь подъехать ко мне на фирму? Есть разговор.
- Какая форма одежды, противопоказания есть?
- Одежда для таких нимф, как ты – это уже противопоказание, но фейсконтроль, сама понимаешь, - Низами кашлянул, - В общем, до завтра.
Впервые за несколько дней Маша улыбнулась. И еще посмотрела в зеркало.
Фирма Низами оказалась рекламно-информационным агентством с благоухающей репутацией. Отсутствием клиентуры агентство, по-видимому, не страдало, поскольку занимало четыре этажа громадного здания в стиле хай-тек.
- Калинина, дорогая, здравствуй! Обниматься будем? – расплылся в улыбке однокурсник.
- Низамка! – Маша подпрыгнула и повисла у него на шее, - Ты не представляешь, как я рада тебя видеть!
Потом были долгие разговоры за жизнь. Они были счастливы от нахлынувших воспоминаний о студенческой юности и напоминали двух подростков, пересказывающих недавно увиденный фильм - «А ты помнишь, как ..»
- Только, честно, Низамка, - Маша подмигнула, - Кто тебе про мои неприятности рассказал? Или ты ко всем своим достоинствам еще и медиумом стал.
- Рыба нашептала, - однокурсник кивнул на большой, во всю стену аквариум.
- А если серьезно? – допытывалась Маша.
- Так и она, - Низами снова кивнул на аквариум, - Шутить не любит. Мой астронотус – это тебе не баран начхал.
- Астро что? – прыснула Маша.
- Не что, а кто, - исправил Низами и пояснил, - Астронотус – одна из самых больших аквариумных рыб, и зовут его Блютуз.
Маша согнулась пополам от смеха, - Ты пригласил меня, чтобы показать своего аквариумного «Блютуза».
- Я хотел передать тебе это, - сказал серьезно Низами и протянул два конверта.
- Что это? - Маша открыла один и достала пачку стодолларовых банкнот.
- Черт, я и не подумал, что ты можешь начать с конца. Вначале нужно было открыть другой поменьше, - мужчина помахал у неё перед носом запечатанным конвертом, - Но я забыл о твоей оригинальной непосредственности. Ладно, присаживайся, буду вводить тебя в курс дела. У тебя самой плохо получается.
- Аквариумистом я стал недавно, года три назад, - начал рассказ Низами, - Дело не хлопотное и успокаивающее нервы. Как любое хобби оно засасывает и требует некоторых вложений. Зато в результате тебя окружает море красоты и спокойствия круглый год. Еще один плюс – это новые знакомства, а я это дело люблю, - Низами подмигнул Маше, - Ты знаешь. А слеты и конференции аквариумистов проводятся по всему миру, куда хочешь туда и езжай пообщаться. Все зависит от твоего желания и от размера твоего кошелька. У меня пока проблем ни с тем, ни с другим нет.
- Я уважаю твою страсть к «ихтиандрам», но Низами, зачем ты мне все это рассказываешь? – недоумевала Маша, - Если агитируешь в любители рыб, то ничего не получится. Мне нравятся собаки.
- Ты, Калинина, хоть и без пяти минут кандидат, но с интуицией у тебя беда, - Низами сделал вид, что обиделся, - Сделай одолжение, дослушай до конца.
Маша согласно кивнула и тот продолжил.
- Так вот, несмотря на размеры земного шара, закон распространения нужной информации не зависит от количества преодолеваемых этой самой информацией километров.
- Совсем с Низамкой беда, - думала Маша, - Заработался не на шутку. Такой бред несет, ни в какие ворота не пропихнешь. Надо ему тактично хорошего врача посоветовать.
- И говорю я весь этот словесный бред, Калинина, чтобы ты поняла – весь мир – это одна большая деревня, где каждый друг другу если не родственник, то знакомый. Мой новый товарищ аквариумист, кстати, живет в Нью-Хейвене, привез мне эту потрясающую рыбку, - Низами кивнул на плавающего в аквариуме «Блютуза», - И рассказал преинтереснейшую, но печальную историю. Как молодого, издалека приехавшего иностранца, сбил грузовик. Парень вот уже скоро год, как прикован к постели, ничего не помнит и никого не узнает. Документов, как и денег при пострадавшем не было. И единственной нитью, которая может связать его с прошлым – это фотография девушки, по всей вероятности его возлюбленной. Весь Нью-Хейвен озадачен судьбой молодого человека и всячески помогает ему, как говорится «вспомнить все».
Низами открыл второй конверт и достал из него фотографию. На ней была Маша – в белом сарафане и огромном венке из васильков. На обратной стороне надпись её рукой « Любовь, помноженная на любовь равно бесконечность».
- Здесь билет, виза и твой загранпаспорт, - Низами озвучил все содержимое первого конверта.
Маша не знала, плакать ей или смеяться. В один миг черное стало белым, а потом превратилось в радугу.
- Я не знаю, что и сказать, Низамка, - слезы текли по ее лицу и капали на пушистый ковер.
- Соври, что-нибудь, - предложил Низами.
- Я не знала, что у меня есть друг.
- Это не ложь, - скромно заметил однокурсник, - А заблуждение. Короче до встречи и удачного полета. Там тебя встретят, будь на связи.
- Я не знаю, как у тебя это получается, - Маша шмыгнула носом, - Но Дед Мороз рядом с тобой выглядит стажером.
- Я такой, - Низами широко расправил плечи и улыбнулся.

- Нет, все же она ошибалась, сетуя на судьбу, - думала Маша, пакуя чемодан. Сколько всего пережито и еще предстоит пережить.
Это потом ей расскажут про то, как Калиостро вычислит взломщика сейфа в бухгалтерии института. Им окажется неказистый с виду Емельянов. До зубного скрежета он завидовал по жизни всем и вся. И это было единственным из испытываемых им чувств. Дважды провалив защиту кандидатской и узнав о грядущей Машиной, он решил любой ценой остановить триумф «ректорской фаворитки». Но плевки в колодец, как говорится занятие глупое. Маша не будет держать на него зла. Как и на жителей американского Нью-Хейвена, которые подарили ей, то, что казалось, было потеряно безвозвратно. Она сумеет найти в себе силы, чтобы вырвать любимого из цепких объятий смерти, они вдвоем переживут и забудут этот кошмар, чтобы окунуться в сказку. Потому что основной закон жизни – никогда не сдаваться. Даже если совсем невмоготу, нельзя терять надежду, и счастье обязательно постучит в твою дверь. Главное услышать этот стук.

Автор: Оксана Лелякова