Никогда не разговаривайте с подростками о классической литературе. Не надо. Могут быть душевные травмы. Вот у меня уже есть. Я тут, на отдыхе, расслабилась, потеряла осторожность и решила аккуратненько распросить средненького своего, как ему наша великая классическая литература. Начала так непринуждённо, но весьма тривиально: — А какая литературная героиня у тебя самая любимая? А он мне тут же, не задумываясь: — Старуха-процентщица из «Преступления и наказания». Я, прифигев немало: «Почему?!» Подросток с достоинством и глубокой убежденностью в голосе: — Знаешь ли, мама, в те давние времена женщины, как правило, были далеки от бизнеса. Кроме того, не изучали в должной мере математику и экономику. Эта процентщица была очень продвинутой и передовой для своего времени женщиной! И заметь: она содержала полоумную сестру Елизавету! Сама себя обеспечивала и другим давала жить. А тут, понимаешь, выскакивает какой-то другой полоумный с топором и хрясь! Одну из достойнейших женщин того времени убили, исключив сразу из сюжета.
Читать дальше
О, это прекрасное НУ И ЧТО, которому научила меня в далёком ещё детстве одна бесстрашная женщина... Я тогда бултыхнулась белым костюмчиком в самую грязную из луж, и озабочена была лишь тем, что сейчас обо мне скажут на конкурсе чтеца, переодеться до которого у меня не было ровно никакого шанса... Одна из учительниц с сожалением велела мне отправляться домой, а другая - нет... - Грязная? Ну и что??? - удивилась она, - стихи-то не забыла? - Нет, - всхлипнула я своим красным прорёванным носом. - Тогда вперёд! Не костюм демонстрируешь! - Да ты глянь на неё! - возмутилась первая. - Ну и что??? Нормальный ребёнок в нормальной ситуации. Не в самой худшей. А хуже будут. И если каждый раз уходить, то ничего не выйдет. Иди, Лиля! Читай. Остальное не важно. И я пошла. Два часа спустя я вышла из зала. Костюмчик скукожился и стоял колом, но в чуть трясущихся от волнения руках была зажата книга прекрасных повестей Владимира Железникова, которая жива и сейчас... Приз за первое место.
Читать дальше
Иногда я боюсь заглянуть внутрь. Что я там могу увидеть? Злость. Злость, что не успеваю. Злость, что не получается. Что я остановился, а надо идти. Злость на жгучую несправедливость этого мира. После злости страшно заглянуть внутрь. Что я там могу увидеть? Страх. Страх, что я не справлюсь. Что на этом — всё. Что другие осудят меня такого, отвергнут, осмеют. После страха трудно заглянуть внутрь. Что я там могу увидеть? Стыд. Что я не такой, как хочется. Не такой, как ожидается. Не такой, каким должен. Испытав стыд, заглянуть внутрь невыносимо. Что я там могу увидеть? Пустоту. Черноту. И омут. В пустоту заглядывать жутко. Что я там могу увидеть? Боль. И невыносимость. И много-много удержанных слёз. И беспомощность что-либо изменить. В боль глядеть непросто. Но там я могу увидеть того, кому больно — самого себя. И расплакаться. Потому что меня, наконец, кто-то обнаружил. И побыть с ним в его боли. И потосковать с ним о том, чего никогда не случится. И рассказать ему, что с ним всё в порядке и его больше никто не отвергнет.
Читать дальше
...Как назвать всех тех счастливых людей, которые довольны своей жизнью? И первое, что пришло мне в голову, было «искренние». Это были искренние люди, живущие с ощущением собственной нужности. Проще говоря, у этих людей хватало смелости быть несовершенными. Они довольствовались всем, потому что у них хватило смелости отказаться от представления о том, какими они должны быть. У таких людей было еще кое-что общее. Они говорили о том, что нужно уметь первым сказать: «Я люблю тебя», что нужно уметь действовать, когда нет никаких гарантий успеха, о том, как спокойно сидеть и ждать звонка врача после серьезного обследования. Они были готовы вкладываться в отношения, которые могут не сложиться, более того — считали это необходимым условием. Получалось, что уязвимость — не слабость. Это эмоциональный риск, незащищенность, непредсказуемость, и она наполняет наши жизни энергией каждый день. Исследуя эту тему несколько лет, я пришла к выводу, что способность не скрывать свои недостатки и быть честным — это самый точный инструмент для измерения нашего мужества.
Читать дальше
Один из самых светлых человеческих показателей заключён в простом осознании, что Я ЕЩЁ МОГУ... Я ещё могу замечать в этой жизни не только её изъяны и несправедливости. Я ещё могу обойтись без вязких разочарований и большого недоверия. Я ещё могу не превращать своё внутреннее пространство в Музей Непроходящих Обид с до отказа забитыми запасниками. Я ещё могу дойти до мысли, что не мир оценивает меня (ему до меня дела нет), а я оцениваю мир исключительно по своему содержанию...и беспросветен он только тогда, когда во мне самой ни капли света. Я ещё могу любить, принимая любимых, а не дожимая их до совпадения со своими личными трафаретами. Я ещё могу чувствовать, делать что-то, быть полноценной частью живой жизни. И я УЖЕ могу не бояться не нравиться, не совпадать, не соглашаться, не оставаться там, где плохо, не впадать в отчаяние от несбывшегося, не ставить на пьедестал недоступных и не бултыхаться в иллюзии, будто бы счастье имеет одинаковые для всех условия. Остаться живым, друзья мои, это не только дышать.
Читать дальше