безымянная история 1-2

Читаем или наплевать?
Тихо-тихо, слышно, как за стеной капает вода- кап…кап…кап… Я сижу на полу, прислонясь спиной к сырому кирпичу. Какого хрена меня сюда занесло? Не знаю. По идее, надо бы встать и найти выход, но сил нет. Сижу, слушаю капли. Больше всего хочется лечь на холодный земляной пол и уснуть, спать долго-долго…и чтоб никто не разбудил. Умом понимаю, что это будет последнее, что я сделаю в жизни. Если засну- замёрзну нахрен. Сижу, прижав колени к груди и обхватив их руками. Джинсы промокли насквозь, впрочем, вся одежда уже сырая, волосы тоже мокрые и липнут к лицу. Надо встать… надо встать… надо…
Вдалеке какой-то смутный свет, шаги…люди? Окликнуть, пусть заберут меня с собой! Из горла вырывается только невнятный хрип. Никто меня здесь не услышит, тут и подохну, идиот! Снова пытаюсь закричать, тихо, слишком тихо! Вдруг голоса, свет ближе, чудо, неужели меня услышали?
Свет бьёт мне в лицо, пытаюсь рассмотреть их, ничего не вижу. Заслоняю глаза рукой. Меня тормошат, о чём-то спрашивают, поднимают на ноги. Не могу стоять, ноги не слушаются. Падаю. Меня опять поднимают, трясут…
-Где остальные? Где остальные, сколько вас было? Куда они пошли?
Будто я знаю… не знаю, язык не ворочается, я пытаюсь ответить, не могу. Свет тускнеет, наступает темнота…опять темнота.
Меня что- то колет в руку, комар, наверное, кусает. Вот зараза, больно-то как! Пытаюсь убрать руку, не получается, кажется её чем-то зажало.
-Дёргается…-кто это говорит, а?
-Живой, значит,- ещё кто-то. Голоса незнакомые. Пытаюсь открыть глаза, не получается. По лицу проводят чем-то мокрым, я с трудом разлепляю веки. Небо…тусклое, серое предрассветное небо. Размытый силуэт наклоняется надо мной.
-Эй, слышишь меня?
Слышу, слышу…только вот сказать не получается, мычу в знак согласия.
-Вроде очухался,- кричит он,- идите сюда!
Я прикрываю глаза. Раз я вижу небо, значит, я выжил. Внезапно возвращается боль, левую ногу точно раскалённой спицей прокололи сверху до низу, спину выкручивает со страшной силой. Я ловлю ртом воздух, пытаюсь закричать, но не могу, горло пересохло, я хриплю…
-Блина, быстрее,- кто-то хватает меня, снова колет , я пытаюсь вырваться, но меня держат крепко.
-Тихо, парень, не дёргайся, сейчас отпустит…-кто отпустит? Боль чуть ослабевает. Я хватаю ртом воздух, чувствую, как по лицу текут слёзы.
-Что у него с ногой?- больно же, не надо!- перелом?
-Понятно…- а мне ничего не понятно. Кажется, я сломал ногу.
-Поэтому его и бросили, идти-то не мог. Оставили одного. Может, хотели на обратном пути забрать, а может, думали, сам выберется.
-Думаешь? Скорее всего, бросили умирать. Как бы он выбрался, со сломанной ногой по тем лестницам? А если бы хотели вернуться за ним, то хотя бы воды ему оставили.
Меня бросили? Бросили умирать? Нет, неправда! Не могли они, или могли? Я не помню… ничего не помню… Вода…пить! Я судорожно глотаю, захлёбываюсь, кто-то поддерживает мою голову, я хватаюсь за флягу, пью, кашляю…господи, как хорошо, вода… снова укол, прямо через штанину, я плыву. Кажется, они думают, что я вырубился, но я всё слышу, правда, только открыть глаза не могу, и шевелиться тоже.
-Носилки?
-Зачем, так дотащим, на руках. Тут кожа да кости.
-Возможно, позвоночник повреждён, лучше носилки. Сколько ему лет? И откуда он там взялся? Группа спускалась в другом месте, там они пройти никак не могли.
-Лет четырнадцать - пятнадцать, не больше. Может, заполз сам, выход искал? Мы случайно на него наткнулись, чудом можно сказать. Показалось, что кричит кто-то, решили проверить.
-Так может он и кричал?
-Нет, ты же видишь, он почти уже покойник был, ещё полчаса - час и всё.
-Странно всё это. В той группе не было подростков. Выходит ещё кто-то в катакомбы полез, что ли?
-Выходит, да. Где-то ещё вход есть, неучтённый. Вот очухается, надо расспросить, как следует. Сейчас-то бесполезно, он и имя своё не вспомнит.
Имя… а какое у меня имя? Не помню. Как-то же меня звали? Я постарался вспомнить . Никак…Ничего не помню до того, как оказался сидящим у кирпичной стены подземелья.
Меня снова подняли, положили на что-то твёрдое, понесли. Всё.
Я открыл глаза. Свет, яркий, больно смотреть. Где я? Наконец рассмотрел потолок, белый с сеточкой едва заметных трещинок. Я лежу на жёсткой кровати, под одеялом. Рядом с кроватью какая-то железная палка. Пытаюсь пошевелиться, не могу - рука привязана к кровати. Кто- то идёт, подходит ко мне. Высокий мужик, в зелёной пижаме и шапочке. Врач?
-Проснулся?
Я хочу ответить, но язык не слушается, выходит какое-то мычание. Он довольно улыбается, берёт откуда-то стакан с водой, осторожно даёт мне пить. Ставит пустой стакан куда-то за кровать, снова спрашивает:
-Как тебя зовут?
Я честно пытаюсь вспомнить, как меня зовут. Не получается, и я говорю в ответ:
-Не знаю.
Мне кажется, что я говорю громко, на самом деле получается едва слышный шёпот. Врач явно расстроен, он отвязывает мою руку, вытаскивает иглу капельницы. Я совсем не чувствую руку, точно её нет. Только вижу. Он прижимает вену куском ваты и сгибает мою руку в локте. Внимательно на меня смотрит. Снова спрашивает:
-Что помнишь?
-Стену,- отвечаю я,- кирпичную. И вода капает, только её не видно. А потом меня нашли.
-Отдыхай,- говорит врач,- ничего, вспомнишь.
Он уходит, и я засыпаю.
Мне снится, что я сижу в комнате, переполненной какими-то смутно знакомыми людьми. Я потерял ключи от квартиры и зашёл к двоюродному брату, а у него собралась компания. Брат старше меня на пять лет, студент. Они что-то бурно обсуждают, я не вникаю, просто сижу в углу, на кровати.
-Ребёнок, чай будешь?- спрашивает меня какая-то девушка. Не дожидаясь ответа, суёт мне в руки горячую кружку. Я благодарю, отхлёбываю сладкий чай. Впрочем, девушке явно плевать на мои благодарности, она уже отошла. Насколько я могу понять, им не хватает одного человека, кто-то не пришёл. Один из парней вдруг смотрит на меня. Я просыпаюсь.
Так, значит, у меня есть брат, двоюродный. Значит, есть и семья и дом? Дом, от которого я потерял ключи… Я шёл домой, откуда? Из школы? Или ещё откуда? Нет, я наверно учился в школе. Сколько мне лет? И самое главное, как меня зовут? Не помню. В голове снова и снова звук падающих капель.
Ко мне подходят мужчина и женщина. Женщина смотрит на меня, и на её лицо быстро наползает разочарование. Я всматриваюсь в них. Пытаюсь найти хоть какие-то знакомые черты - напрасно. Женщина качает головой, потом говорит мне:
-Прости, я не могу тебе помочь. Я тебя не знаю.
Голос у неё срывается на плач, и она выбегает прочь. Мужчина садится на край моей кровати.
Он из полиции. Спрашивает меня, что я помню. Я рассказываю ему всё, про свой сон, про брата, про кирпичную стену и капающую воду. Он явно разочарован, не знаю, что он ещё хотел от меня услышать. Он снова и снова спрашивает меня о чём-то, мне уже надоело отвечать, как машина- не помню, не помню, не помню.
Он говорит:
-Нужно тебя сфотографировать, разместить в газетах. Не с неба же ты свалился.
Я соглашаюсь, он достаёт маленький фотик. Делает несколько снимков, потом уходит.
Я думаю о нём и о той женщине. Наверное, у неё пропал ребёнок, и она думала, что это я. Жаль, мне кажется, она была хорошей матерью. Я бы хотел, чтоб она была моей матерью, если бы она была моей матерью, я бы, наверное, вспомнил, как меня зовут. Я пытаюсь вспомнить свою мать, но в голове какая-то пустота. Я лежу на жёсткой кровати и пытаюсь вспомнить лицо своей матери. Напрасно. Я и своё-то лицо не вспомню.

Я спрашиваю медсестру:
-У вас есть зеркало?
-Зачем тебе?- удивляется она, но приносит мне маленькое зеркальце в пластиковой оправе. Я хватаю его, смотрю… Зря я надеялся хоть что-то вспомнить - в зеркале полузнакомая физиономия, серые глаза, тёмно- русые волосы, на носу несколько веснушек. Ничего особенного, таких двенадцать на дюжину.
-Ну, как?- интересуется медсестра. Я возвращаю зеркало.
-Могло быть и хуже,- невесело говорю я. И, правда, могло быть и хуже, например, увидеть в зеркале негра в розовую крапинку.
Она гладит меня по голове.
-Не расстраивайся, ладно?
-Ага,- отвечаю я. Она делает мне укол, вздыхает и уходит. Сегодня нет капельницы, и уколов тоже меньше. Болит нога, болит спина и дышать тоже больно. Я дотрагиваюсь до повязки на груди. Врач вчера сказал, что у меня сломано два ребра. Два ребра, нога, ушиб позвоночника…как меня так угораздило? Я пытаюсь вспомнить ещё хоть что-нибудь, никак. Вдруг в голове возникает картинка, яркая, солнечная. Я еду по улице на велосипеде, на новом велосипеде, и кричу от радости. Мне, наверное, лет пять или шесть…и я только – только научился на нём ездить.
Я лежу, прикрыв глаза, и думаю - что со мной дальше будет? Наверно меня найдут, ведь не может быть, чтоб у человека совсем никого не было на свете? Кому-то же я нужен? Или нет…Я здесь уже второй день, а может и дольше. И в подземелье тоже был не одни сутки, ну, я так думаю. Если бы у меня был сын, и он бы не пришёл домой, хотя бы один день? Я бы наверно весь город перевернул. А может я сирота? И поэтому меня никто не ищет. Хотя нет, у меня же есть брат. Или был брат? Не помню…что с ним стало? Голова разболелась от всех этих вопросов.
Я снова задремал.
Я проснулся от душного, липкого чувства страха. Темно, тихо. Ну, да, я заночевал у брата, ключей-то нет. Сон не шёл. Я протянул руку, нашарил джинсы, одел, пошёл в кухню.
Девушка, поившая меня чаем, осталась ночевать у брата. Моё присутствие её явно раздражало, и я её прекрасно понимал, но деваться мне было некуда. В ответ на её очередное шипенье брат негромко, но внятно сказал:
-Что ему, в подъезде ночевать, что ли? Поспит в родительской спальне, они всё равно на две недели уехали.
Я налил воду в чайник, включил его в розетку. Чайник у брата напоминал миниатюрный космический корабль, в нижней части по периметру вспыхивали ярко-синие огоньки. Корабль готовился к взлёту, прогревал двигатели.
Зашлёпали по полу босые ноги, вошла девушка. Из одежды на ней была только футболка брата.
Она плюхнулась на табуретку напротив меня, зевнула.
-Что, чайку захотелось?
-Прости,- мне стало неудобно,- я вас разбудил?
-Не нас, а меня,- она негромко засмеялась,- твой родственник после кекса дрыхнет так, что пушкой не разбудишь.
Огоньки на чайнике вспыхнули красным - корабль к взлёту готов. Я встал и отвернулся, чтоб достать чашку.
-Я его ушатала,- проинформировала меня девушка. Она смотрела мне в спину, и я чувствовал её взгляд. Было неловко, и я спросил:
-Тебе чаю налить?
-Ага,- я быстро оглянулся, она сидела, вытянув ноги, и заметив, что я на неё смотрю, облизнулась. Я достал вторую чашку, заварку. Руки у меня тряслись, и, кажется, даже уши горели.
-А ты…- начал было я, но она прервала меня.
-Я - кошка,- сообщила она,- если меня хорошо гладят, я мурлыкаю.
-Не понял,- признался я.
Она встала с табуретки, подошла ко мне и обняла. Прижалась к моей голой спине, потёрлась лицом о плечо и полувопросительно произнесла:
-Мур?
Я проснулся. Жесткая больничная койка. Я лежу, с горящим лицом и бешено колотящимся сердцем. Что же дальше-то было? Ну почему я ничего не могу вспомнить, а? Брат, девушка…и ни одного имени!
Где-то капала вода из плохо привёрнутого крана. Кап…кап…кап…надо сказать медсестре, когда придёт делать укол, чтоб закрыли кран. У меня даже кости разболелись, казалось, на мне нет ни одного места, которое бы не болело. Я прикусил губу, чувствуя, как по лицу текут слёзы. Попробовал повернуться, лечь поудобнее. Зря я это сделал, теперь в бок точно горячей кочергой ткнули. Я застонал.
-Ты чего?- вошла медсестра, не та, что с зеркалом, а другая.
-Больно,- пожаловался я. Она только пожала плечами, терпи, мол, и вышла. А я не сказал про кран, не успел. Вода по-прежнему капала. В тот день ко мне никто не пришёл, жалко. Я бы был рад, даже тому мужику из полиции. Он бы задавал свои вопросы, а я бы отвечал, что ничего не помню. Может я бы даже рассказал ему про велосипед, и про девушку. А может и не стал бы. Особенно про девушку, зачем это полицейскому?
Я попытался представить себе её лицо, треугольное, с острым подбородком. Большие карие глаза и копна шоколадных кудряшек. Как же её звали? Ну почему я не помню имён, почему? Я ведь помню, что чашка - это чашка, например. Я попытался вспомнить надпись на бейджике медсестры, той, у которой было зеркальце. Не смог. Я потерял все имена, это было хуже всего. Наверно надо найти своё имя, и тогда, как на ниточке, за ним потянутся все остальные. А я просто смотаю эту ниточку в клубок, и буду держать при себе.
Вошла недавняя медсестра с какой-то книжкой в руках.
-Давай так,- предложила она,- у меня словарь имён, я тебе их буду читать. Вдруг ты своё услышишь и вспомнишь?
Я согласился. Рассмотрел её бейдж- Людмила Анатольевна. Ей было лет сорок, наверное.
Она начала читать, я внимательно слушал. После каждого имени она внимательно на меня смотрела, я так хотел, чтоб она назвала имя, которое я бы сразу узнал. Не получилось. Медсестра тяжело вздохнула.
-Совсем ничего?
Я задумался. По правде, вначале был какой-то отзвук…но слабый. Может, это было не моё имя. Но оно показалось мне знакомым.
-Ну, что?- она смотрела на меня с тревогой.
-Артём,- сказал я,- только не знаю, может это не моё имя. Просто знакомое. Но другие вообще чужие.
-Ну, будешь пока Артём, - она, наконец, улыбнулась,- а то лежишь тут, без имени. Болит? Где?
-Везде,- честно признался я,- я повернуться хотел, так ещё хуже.
-Поменьше вертись,- посоветовала она, - тебе обезболивающее убавили, а то привыкнешь.
-Спасибо,- сказал я. Она покачала головой и ушла.
Я лежу и пытаюсь заснуть. Не получается, наверное, выспался уже. Я опять не сказал про воду, а она всё капает и капает. Я стараюсь вспомнить ещё что-нибудь, нащупать ниточку от клубка с именами. Ничего не получается. Капли тяжело падают, стучат в железо. Как будто чьи-то шаги. Внезапно перед глазами возникает картина - я лежу у кирпичной стены, вдалеке мерцает неясный свет. Мне страшно, так страшно, что я с трудом удерживаюсь от крика. Я отползаю в самый тёмный угол, подтягиваю разрывающуюся от боли ногу к животу. Свет всё ближе, из тьмы возникает какая-то странная процессия, освещаемая плывущим над ними шаром. Непонятные фигуры, в каких-то балахонах, идут не спеша, издавая какое-то гудение. Вот они подходят к тому месту, где я был, останавливаются. Кажется, они озадачены, гудение сменяется свистом и щёлканьем. Кажется они рассержены . Я закрываю глаза и уши руками, точно это поможет мне стать невидимым, пытаюсь уползти туда, где ещё темнее ,и вдруг падаю, проваливаюсь, бок пронзает боль. Я вскрикиваю…
Я в больнице. Это всё морок, не никакого подземелья, только за окном шумит дождь. Как же я оказался под землёй? Почему один, где сломал ногу? Не помню…
Нужно попросить бумажку и записать на ней имя Артём. На всякий случай, чтоб опять не потерять его. Я поднимаю руку и пишу пальцем на стене «Артём». Ничего не видно, но оно там есть. Если я забуду, я просто посмотрю на стену, где я его написал. Я лежу и шепчу: «Артём, Артём». Теперь это моё имя, нормальное имя. Даже если оно чужое, ведь ни от кого не убудет, если я попользуюсь этим именем, правда? Правда, ведь?