Шопен на двоих…

«Нет сказок лучше тех, которые создаёт сама жизнь» – Г. Х. Андерсен.

Этот старый дом давно привлекал моё внимание.

Он находился в тихом историческом центре города на живописной, малопроезжей из-за крутого рельефа и небольшой ширины, улице. Внушительный дореволюционный трёхэтажный краснокирпичный особняк возвышался среди разномастных, приземистых строений, словно важный господин.

Спустя сто лет дом не утратил своей привлекательности, несмотря на то, что люди предали его и бросили на произвол судьбы.

Фруктовый сад позади старого дома зарос, некогда уютная беседка в окружении сирени давно рассыпалась в труху, а от весёлого фонтана остался лишь круглый резервуар, да и тот засыпали землёй.
Пыльные, заспанные окна заброшенного здания молчаливо и грустно взирали на городскую улицу, по которой изредка проходил пожилой пешеход. Через окна-глаза смотрела душа дома, и дому совсем не хотелось закончить свою жизнь под безжалостными ударами строительной техники.

«Под снос!» – этот страшный приговор однажды долетел до особняка со стаей беспечных воркующих голубей, гнездившихся под его крепкой крышей.

Окна одной квартиры на последнем этаже не давали мне покоя. Они были на удивление чистыми, как будто их только что заботливо вымыли. И эта блестящая, скрипучая чистота окон бесхозной дореволюционной постройки волновала моё воображение.

В один из весенних дней я всё-таки решилась и отворила ветхую дверь центральной парадной.
Внутри было тихо. Пологая лестница призывно поднималась вверх, а удобные, отполированные тысячами ладоней, перила замерли в предвкушении забытого ими человеческого тепла прикосновений. Застоявшийся воздух парадной напомнил мне запах из детства – так же пах дом моего прадеда.

Неожиданно до моего слуха долетели слабые звуки музыки.
Отбросив в сторону все сомнения, я легко поднялась на третий этаж и без стука вошла в квартиру с идеально чистыми стёклами. Именно из этой квартиры во внешний реальный мир просачивались романтичные фортепианные пассажи…

В тёмный коридор прихожей падал приглушённый свет из одной комнат квартиры. В ней, напротив трофейного фортепиано, в углу мягкого дивана примостилась девочка-подросток. Поджав ноги, девочка с обожанием смотрела на молодого человека за инструментом. А его руки замерли. Он подбирал нужные ноты. Не найдя, музыкант в сердцах смял нотный лист, на котором пытался записать мелодию, и швырнул его в угол.

В нервном возбуждении он ходил взад-вперёд по комнате, отчаянно жестикулируя.

Меня никто не замечал, как мужчина не замечал присутствия девочки, он привык к её постоянному нахождению рядом и считал, что дочка хозяйки квартиры слишком мала, чтобы понимать его чувства и переживания.
Пианист был похож на заключённого, мечущегося в тесной камере. Его влюблённое сердце рвалось к равнодушной, холодной красавице, для которой он безуспешно старался сочинить и посвятить новое произведение, но возлюбленная не стесняясь, презирала его профессию – профессию школьного учителя музыки.
Он рассуждал вслух, замолкал и вновь присаживался к инструменту.
Нежная композиция Шопена успокоила эмоционального постояльца, и он заново принялся делиться секретами музыкального искусства с девочкой, которая незаметно для него подобрала брошенный нотный лист.

Я оставила их наедине и тихо прикрыла в дверь в прошлое…


Как-то раз по делам я опять оказалась в том же районе города. И я решила навестить особняк.
Дом дряхлел на глазах.
Дверь в парадную отсутствовала. Мусор свидетельствовал о посещении дома местными бродягами. Битые окна первого этажа являли собой удручающее зрелище.
Я поднялась по удобной лестнице, зашла в знакомую квартиру на последнем этаже и огляделась.
Здесь уже ничего не осталось от прежней обстановки. Драные обои клочьями свисали со стен. У окна среди хлама я заметила поломанную пластинку Шопена и потрёпанный сборник нот. Из всей мебели осталось лишь разбитое, чудом сохранившееся пианино.

Я подняла его крышку.

На пыльных клавишах лежала школьная тетрадка, исписанная от корки до корки аккуратным ученическим почерком. Это был дневник той девочки – девочки из прошлого. Я механически провела рукой по старым чёрно-белым клавишам инструмента.

И… О чудо! Дом ожил.

Комната вмиг наполнилась весенним солнечным светом. Мягкий уютный диван, как прежде возвышался на своём законном месте. Лёгкие кисейные занавески, подобно парусам каравеллы, надувались от дыхания свежего ветра.
На подоконнике окна сидела задумчивая девушка. Она с тоской смотрела на улочку и пыталась улыбаться, уходящему из её жизни любимому человеку – первому преподавателю музыки.

Учитель же был счастлив! Его любовь – равнодушная, безучастная ко всему красавица – ответила странной взаимностью – никакой музыки, никакой лирики, только холодный расчёт и бизнес.
Молодой мужчина в последний раз оглянулся на дом, к которому привык душой, поставил дорожный саквояж наземь, приподнял шляпу и весело помахал окну на третьем этаже маленьким букетом первоцветов. Это букет подарила ему на прощанье его прилежная и способная ученица, дочка хозяйки. Девушка в комнате тихо плакала, махая рукой в ответ.

Я захлопнула крышку волшебного фортепиано и побрела домой…

Через несколько месяцев я узнала, что местные власти решились-таки снести старый добротный краснокирпичный дом с историей. Ещё один свидетель прошлого с лёгкостью был уничтожен. Ломать – не строить.
А вечером из своего архива я достала дневник девочки, когда-то проживающей по тому адресу, и история её любви открылась мне на пожелтевших страницах потрёпанной временем зелёной ученической тетрадки.
Мой вольный пересказ будет кратким, он не сможет передать всю гамму чувств обнажённой человеческой души…

Девочка выросла. Получила интересную специальность и уехала из родного города.
Молодой учитель женился на своей возлюбленной, от которой был без ума, и стал заниматься тем, к чему у него совсем не лежало сердце. Благодаря его харизме и трудолюбию семейное дело процветало. Но он стал таким же равнодушным, как и его супруга, и, кажется, давно потерял вкус к жизни.

Однажды по коммерческим делам фирмы он оказался в городке своей юности. До поезда оставалось несколько часов, и мужчина решил убить это время пешей прогулкой по историческому центру города. У одного из зданий подозрительный тип преградил ему дорогу.
– Не желает ли месье приобрести лишний билетик на концерт?
Очнувшись от своей привычной прострации, бывший учитель музыки поднял глаза и понял, что стоит у дверей филармонии.
– Что играют? – безучастно поинтересовался он у провинциального прощелыги.
– О! Месье получит истинное наслаждение от гениальной трактовки Шопена, к слову сказать, нашей землячки – молодого дарования, открытия года!
– Сколько стоит билет? – неожиданно для самого себя спросил он.
– Для месье это сущий пустяк, – скромно потупив глаза, ответил теневой коммерсант и назвал цену в несколько раз превышающую истинную стоимость билета.
Мужчина достал бумажник и, не торгуясь, расплатился за билет. Ему было неприятно это общение. Оно напомнило о жене, которая подобным образом вела дела их фирмы.

Войдя в полутёмное фойе филармонии, мужчина ощутил давно забытый прилив радости от скорой возможности прикоснуться к миру прекрасного. Расположившись в красном плюшевом кресле зала, он закрыл глаза и задремал. Поездка утомила его. Возможно, он устал от всей свой бестолковой, никому не нужной жизни.

Начался концерт.

Ласковые звуки рояля нежно коснулись его окоченелой души. Не раскрывая глаз, он впитывал звуки, вспоминая добрым словом торговца билетами. Он "просыпался" от долгого сна. Он помнил эти ноты наизусть.

Запретить жить без музыки – это жестоко.

Внезапно мужчина напрягся. Он узнал не только мелодию, но и манеру игры, его собственную манеру!

Молодая красивая женщина с гордо поднятой головой сидела за инструментом. Её тонкие, изящные руки, как птицы взлетали над клавиатурой. В перерывах между произведениями она повернулась к нему лицом. И он вспомнил! Вспомнил эти давно забытые наивные детские серые глаза.

Разволновавшись, несостоявшийся музыкант, удачливый бизнесмен вышел на улицу. Его рука, державшая сигарету, дрожала.
Его мечта, его музыка предстала перед ним в образе повзрослевшей ученицы, дочки хозяйки, у которой он когда-то снимал комнату.
Мужчина подошёл к старушке-цветочнице и купил скромный букетик первоцветов.

Весь оставшийся концерт он не сводил глаз с пианистки. Последнее исполняемое произведение тронуло его. Это был недописанный им набросок любовной пьесы, который девочка-ученица сохранила и закончила.
Слёзы катились по его щекам. Зал взорвался аплодисментами. Рояль утопал в цветах. Розы, лилии, орхидеи. Он подошёл к ней в последних рядах и, стесняясь своих нахлынувших чувств, протянул неказистый букет синих цветов. Её глаза улыбались и смотрели на него как и прежде – с любовью и обожанием. Он понял, что она играла для него…

Супруга учителя, не задумываясь, дала развод, ей было всё равно, главное, что с ней остались все материальные ценности, нажитые в браке. А он ушёл со старым саквояжем, не оглядываясь, в мир, где балом правит музыка и любовь…

P.S. На месте старинного дома вырос небольшой развлекательный центр, а в моём рабочем столе до сих пор хранится, надёжно спрятанная от посторонних глаз, школьная тетрадка с историей одной любви.

#my_fantasy