Постоянство веселья и грязи…

«Стихи надо писать так, что если бросить стихотворением в окно, то стекло разобьётся», - Д. И. Хармс

– Я приехал в Воронеж, и под окнами места, где я сейчас живу, стояло раскидистое дерево, которое не упоминается в русской литературе, но встречается в американской – у Набокова, например. Оно называется катальпа. Загуглите это слово. А когда я вышел на улицу, то встретил жука, виденного мной последний раз в детстве… И я вспомнил свой родной город, Харьков. Это был так называемый луканус, жук-носорог. И вообще много, много сентиментальных бредней оказалось связано с вашим городом…

Примерно таким образом начал речь со сцены воронежского Камерного театра 14 июня известный, неординарный, современный композитор Леонид Аркадьевич Десятников перед торжественным вручением ему премии Международного Платоновского фестиваля, ежегодно проходящего с 2011 года на родине автора «Котлована» и «Чевенгура»…

И вот со сцены небольшого провинциального театра прозвучали... Нет, не скандальная опера Десятникова «Дети Розенталя» на либретто не менее скандального Владимира Сорокина, а «Буковинские песни»: четыре из двадцати четырех прелюдий для фортепьяно, основой которых стал фольклор Западной Украины; саундреки к кинофильмам «Подмосковные вечера», «Мания Жизели», «Москва», а также легендарный вокальный цикл из семи произведений «Любовь и жизнь поэта», названием которого композитор XXI века намекает на романтика Шумана, создавшего в первой половине XIX веке песенные циклы «Любовь поэта» и «Любовь и жизнь женщины».

Музыку вокального цикла Десятников написал на стихи замечательных поэтов-обэриутов Даниила Хармса и Николая Олейникова, уничтоженных Советской властью за самобытную, с виду примитивную поэтику, за которой крылась тонкая, едкая ирония на новый строй…

Музыка Леонида Десятникова в виртуозном исполнении пианиста Алексея Гориболя и тенора Владимира Напарина – ожившие стихи Хармса и Олейникова – теперь считается классикой, классикой живой…

Итак… «Любовь и жизнь поэта», Леонид Аркадьевич Десятников, читаем стихи и слушаем музыку…


1. Послание, одобряющее стрижку волос (Олейников, 1932 год)

Если птичке хвост отрезать —
Она только запоет.
Если сердце перерезать —
Обязательно умрет! Ты не птичка, но твой локон —
Это тот же птичий хвост:
Он составлен из волокон,
Из пружинок и волос. Наподобие петрушки
Разукрашен твой овал,
Покрывает всю макушку
Волокнистый матерьял. А на самом на затылке
Светлый высыпал пушок.
Он хорошенькие жилки
Покрывает на вершок. О, зови, зови скорее
Парикмахера Матвея!
Пусть означенный Матвей
На тебя прольет елей *.
Пусть ножи его стальные
И машинки застучат
И с твоей роскошной выи
Пух нежнейший удалят. Где же птичка, где же локон,
Где чудесный птичий хвост,
Где волос мохнатый кокон,
Где пшеница, где овес? Где растительные злаки,
Обрамлявшие твой лоб,
Где волокна-забияки,
Где петрушка, где укроп? Эти пышные придатки,
Что сверкали час назад,
В живописном беспорядке
На полу теперь лежат. И дрожит Матвей прекрасный,
Укротитель шевелюры,
Обнажив твой лоб атласный
И ушей архитектуру.

* Под елеем подразумевается одеколон

2. Старуха (Хармс, 20 октября 1933 год)

Года и дни бегут по кругу.
Летит песок; звенит река.
Супруга в дом идет к супругу.
Седеет бровь, дрожит рука.
И светлый глаз уже слезится,
На все кругом глядя с тоской.
И сердце, жить устав, стремится
Хотя б в земле найти покой.
Старуха, где твой черный волос,
Твой гибкий стан и легкий шаг?
Куда пропал твой звонкий голос,
Кольцо с мечом и твой кушак?
Теперь тебе весь мир несносен,
Противен ход годов и дней.
Беги, старуха, в рощу сосен
И в землю лбом ложись и тлей.

3. Муха (Олейников, 1934 год)

Я муху безумно любил!
Давно это было, друзья,
Когда еще молод я был,
Когда еще молод был я.
Бывало, возьмешь микроскоп,
На муху направишь его —
На щечки, на глазки, на лоб,
Потом на себя самого.
И видишь, что я и она,
Что мы дополняем друг друга,
Что тоже в меня влюблена
Моя дорогая подруга.
Кружилась она надо мной,
Стучала и билась в стекло,
Я с ней целовался порой,
И время для нас незаметно текло.
Но годы прошли, и ко мне
Болезни сошлися толпой —
В коленках, ушах и спине
Стреляют одна за другой.
И я уже больше не тот.
И нет моей мухи давно.
Она не жужжит, не поет,
Она не стучится в окно.
Забытые чувства теснятся в груди,
И сердце мне гложет змея,
И нет ничего впереди…
О муха! О птичка моя!

4. Постоянство веселья и грязи (Хармс, 14/10/1933 год)

Вода в реке журчит прохладна,
и тень от гор ложится в поле,
и гаснет в небе свет. И птицы
уже летают в сновиденьях,
и дворник с черными усами
стоит всю ночь под воротами
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок,
и в окна слышен крик веселый
и топот ног и звон бутылок.
Проходит день, потом неделя,
потом года проходят мимо,
и люди стройными рядами
в своих могилах исчезают,
а дворник с черными усами
стоит года под воротами
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок.
И в окна слышен крик веселый
и топот ног и звон бутылок.
Луна и солнце побледнели.
Созвездья форму изменили.
Движенье сделалось тягучим,
и время стало как песок.
А дворник с черными усами
стоит опять под воротами
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок,
и в окна слышен крик веселый
и топот ног и звон бутылок.

5. Жук-антисемит (Олейников 1935 год, книжка с картинками для детей)

1-я картинка

Птичка малого калибра
Называется колибри.

2-я картинка. Жук

Ножками мотает,
Рожками бодает,
Крылышком жужжит:
—Жи-жи-жи-жи-жид!
Жук-антисемит.

3-я картинка. Разговор Жука с Божьей коровкой

Божья коровка:
В лесу не стало мочи,
Не стало нам житья:
Абрам под каждой кочкой!
Жук:
— Да-с… Множество жидья!

4-я картинка. Осенняя жалоба Кузнечика

И солнышко не греет,
И птички не свистят,
Одни только евреи
На веточках сидят.


5-я картинка. Зимняя жалоба Кузнечика

Ох, эти жидочки!
Ох, эти пройдохи!
Жены их и дочки
Носят только дохи.
Дохи их и греют,
Дохи и ласкают,
Кто же не евреи —
Те все погибают.

6-я картинка. Разговор Жука с Бабочкой

Жук:
— Бабочка, бабочка, где же ваш папочка?
Бабочка :
— Папочка наш утонул.
Жук :
— Бабочка, бабочка, где ж ваша мамочка?
Бабочка :
— Мамочку съели жиды.

7-я картинка. Смерть Жука

Жук (разочаровано):
Воробей – еврей,
Канарейка – еврейка,
Божья коровка – жидовка,
Термит – семит,
Грач – пархач!
(Умирает)

6. Пассакалия, или провожальная песня (Хармс)

Среди гостей в одной рубашке
стоял задумчиво Петров.
Молчали гости. На камине
железный градусник висел.
Молчали гости. Над камином
висел охотничий рожок.
Петров стоял. Часы стучали.
Дрожал в камине огонек.
И гости мрачные молчали.
Петров стоял. Трещал камин.
Часы показывали восемь.
Железный градусник сверкал.
Часы таинственно молчали.
Дрожал в камине огонек.
Петров задумчиво садился
на табуретку. Вдруг звонок
в прихожей бешено залился
и щелкнул аглицкий замок.
Петров вскочил и гости тоже.
Рожок охотничий трубит.
Петров кричит: "О Боже, Боже!" -
и на пол падает, убит.
И гости мечутся и плачут,
железный градусник трясут,
через Петрова с криком скачут
и в двери страшный гроб несут.
И, в гроб закупорив Петрова,
уходят с криками "Готово!"

7. А я... (Хармс)

Дни летят, как ласточки,
А мы летим, как палочки.
Часы стучат на полочке,
А я сижу в ермолочке.
А дни летят, как рюмочки,
А мы летим, как ласточки.
Сверкают в небе лампочки,
А мы летим, как звездочки.

Эпизод первый...


Эпизод второй...


Эпизод третий...


Эпизод четвёртый...


Эпизод пятый...


Эпизод шестой...


Эпизод седьмой, заключительный...

#хлам (художники, литераторы, артисты, музыканты)