Кардамоновый пряник

Любое торжество – дело приятное, но хлопотное. Любовь Васильевна, справив свадьбу старшей дочери, была на седьмом небе от счастья. Какая же она все-таки молодец! И девчонки ее умницы да красавицы, и зятьями Бог не обидел – оба ладные, как на подбор. Ну и что, что устала, подумаешь, зато гордости и счастья полные карманы. Гордый выжатый лимон, вот кто она сейчас.
- Аж представить страшно, - закатывала глаза подруга Полина, - Это ж какие деньжищи вбухала, одному фотографу сколько заплатила. А платье, лимузин и ресторан - даже представить страшно!
- Не причитай Поля, заработала – трачу, как хочу. Алинку замуж выдала, теперь уж, точно отдохну. С утра до вечера буду сериалы смотреть, да семечки щелкать.
- Неделю, - кивнула головой Полина, - Больше не выдержишь. Опять хомут нацепишь и вперед – пахать в три хребта.
- Нет, точно все! - Любовь Васильевна топнула ногой, - Устала я. Крыша над головой есть, на хлеб с маслом хватит, девчата обе, Слава Богу, пристроены.
- Пристроены! - фыркнула подруга, - Всю жизнь для них надрывалась, а у самой фанерная дверь и штукатурка с потолка сыплется.
- А зачем мне бронь с семью замками, все равно прятать нечего, - Люба оглядела квартиру, - Но, ты права, ремонтом заняться надо. Внуки пойдут – тогда времени не будет.
- Дура ты, Любка, - в сердцах бросила Полина, - И не вздумай обижаться.

***

Она и не думала. Доля правды в словах подруги, конечно, была.
До работы, Люба с малку была, что называется – дурная. Со школьных лет привыкла крутиться, как белка в колесе. Уроки сделает, в доме приберется, в магазин за продуктами сбегает, ужин приготовит, еще и на гульки с девчонками сбегает.
- Ох и моторная у тебя Любка, - говорили маме соседки, - Семиделка просто.
Маму похвала и радовала и печалила.
- Ты Любаня чересчур на меня похожа, - говорила она дочери, - За работой себя не видишь.
- А чего ж здесь плохого? - удивлялась Люба.
- Хорошего мало - загнанные клячи никому не нужны. Я вот с отца твоего пылинки сдувала, как с дитем малым возилась и что, где он теперь? Нашел юбку помоложе, а мне ручкой помахал – спасибо, дорогая за службу верную!. Нет, надо, как Алка с пятого этажа - одну себя любить, да мужиков доить. Ей скоро полтинник стукнет, а не дашь больше тридцати - холеная вся, изнеженная. Ленивой стервой нужно быть, поняла?
- Я, врачом буду, - смеялась тогда Люба, - В белом халате и со шприцем. Кто посмеет мне ручкой помахать?
Как оказалось, шприц, в роли запугивающего элемента очень даже слабоват. Возможно, послушай Люба маму, и у нее жизнь сложилась бы легче теперешней. Только чего гадать, как говорится, что выросло, то выросло.
С будущим мужем она познакомилась в районной поликлинике, где работала терапевтом. Павел к ней на прием пришел весь такой измученный и несчастный, все на боль в груди жаловался.
- Жалко мужика, - сказала ей после приема медсестра, - Симпатичный, но заброшенный. Ты ему про бульончики да растирки, а у него глаза на мокром месте. Видно женской лаской не избалован.
А ей, Любе, только намекни, что кому-то плохо - Айболит спешит на помощь. И не важно, провалившегося щенка из люка достать или необласканного мужика под свое крыло спрятать.
Павлика она от бронхита вылечила, откормила-отпоила, на ноги поставила и замуж взяла. Не возвращаться ж ему в свое заброшенное одиночество. А чтоб совсем не скучно было, двух девчонок погодок родила – Алинку и Маринку.
- Где б я сейчас был, если бы не ты, - целовал ей руки муж, - Ты и дочери для меня – все.
Люба от таких нежностей, конечно, млела, но со временем начинала понимать, что силы ее на исходе. Дочери растут и им нужны не только красивые слова, а и банальное «одеться и покушать».
А тут как раз «перестройка» подоспела со своими дефолтами да сокращениями. Конструкторское бюро, в котором работал муж, расформировали и всех работников отправили по домам в бессрочный отпуск. Павел, и без того получавший в своем царстве кульмана и ватмана копейки стал ломать голову над вопросом – «Куда пойти, куда податься, чтоб хоть что-то заработать?». Дальше страданий и нытья дело не двигалось. Многие его друзья занялись бизнесом, некоторые звали в компаньоны, но он только отнекивался.
- Не могу, - отвергал он очередное предложение, - Рискованно очень. Тебе хорошо, ты холостяк. А у меня ответственность - жена и дочери. Я им живой нужен, а не в гробу или за решеткой.
- Как ты все это терпишь, - ругала Любу Полина, - Здоровый боров, весь день на диване валяется, а ты днем и ночью вкалываешь.
- Девчонки его любят, - качала головой Люба.
- Конечно, а чего ж не любить. Папа им сказочки читает, конфетки покупает, кстати, на заработанные тобой деньги. А мама вышла вся, нету. Скоро и как звать тебя забудут. Делай что-нибудь или беда случится.
И Люба решилась. Уволилась с поликлиники, получила загранпаспорт и оформила рабочую визу в Италию.
- Ты Поля, только не психуй, на тебя у меня вся надежда, - сказала она подруге, - За девочками присмотри. Вот деньги на первое время, а как устроюсь, буду высылать еще. Там сиделки в месяц получают столько, что мне в поликлинике и за год со всеми подработками не заработать.
Полина, конечно, покричала, поплакала и скрепя сердце отпустила подругу.
- За девочек не беспокойся, как за родными присмотрю. А за трутня твоего, уж извини, ответа держать не буду.
Так началась Любина кочевая жизнь. Скучала она ужасно. Бывали минуты, когда от бессилия, что не может обнять своих дочек, она выла, как волк на луну.
- Ну, что за собачья жизнь, - говорила она себе, - Мне б дома борщи варить, Алинку с Маринкой из школы дожидаться да по выходным в цирки и театры с ними ходить, а я здесь, чужие задницы с пролежнями в колясках катаю. Где справедливость?
Но справедливость все же была. Она получала теплые весточки из дома, от Полины, от дочек. Они писали, как сильно ее любят и скучают, как хотят, чтобы она была рядом.
Сердце разрывалось, на части, а пальцы уверенно пересчитывали заработанные купюры. Вот еще чуть-чуть, немного подзаработает и можно будет передохнуть.
Свой приезд тогда она решила держать в тайне – хотела сделать сюрприз. Представляла, как от удивления и радости вытянуться детские мордашки, как заохает Полина. О реакции мужа ей даже и не думалось. За все время она не вскрыла ни одного письма от Павла. Ей было абсолютно не интересно тратить время на чтение мемуаров о его тяжелом бремени в разлуке с любимой.
Затащив чемоданы в квартиру, Люба присела в коридоре на стульчике. Тишина - дома никого, только она и тикающие часы. От этой тихой радости ей хотелось и плакать и смеяться одновременно. Все, от вешалки до кастрюльки, было таким родным и близким, и главное - по-настоящему реальным. До всего можно было дотронуться и не бояться, что оно исчезнет, как только ты проснешься.
Потом реально открылась дверь, и в нее абсолютно реально вошел Павел. Люба была совсем не готова к встрече. Что сказать, о чем спросить? А может обнять, закрыв глаза от счастья? Но гадала она напрасно. Следом за мужем вошла женщина. По ее растерянному лицу и вспыхнувшему румянцу Люба все поняла.
- У тебя, Паша есть пять минут, чтоб собрать вещи, - сказала она, - И не утруждай себя банальным «Люба, ты все не так поняла». Это унизительно. Вас как зовут? - обратилась она к женщине.
- Надя, - еле слышно ответила та.
- Прекрасно, надежда – это то, что Павлу необходимо. Любовь у него уже была.

- Почему ты мне не написала? - спросит она у Полины.
- А что бы это изменило? – ответит подруга, - Тебе там и без этого на душе горело. Нужно было масла в огонь подлить, чтоб нашкварило так, что сердце в уголь? Приехала – сама все увидела, без посторонней помощи, и сделала правильный вывод. Теперь и тебе спокойнее и мне. Помощи от твоего Паши было, как от козла молока. Ты ж погостить отдохнуть, а потом опять за моря океаны отправишься. Пока все аленькие цветочки не соберешь, не успокоишься, я права?
Конечно, Поля была права. Спасибо, Господи, что она у нее есть. И пусть умники доказывают, что женской дружбы не бывает, до их умозаключений ей нет никакого дела.
Полину она знала ее всю жизнь. Выросли в одном доме, вместе учились, даже умудрились влюбиться в одного мальчика. Как его там звали? Кажется Толик Стрижак.
Маленький, юркий, черноглазый – вылитый стриж. Учился Толик плохо, часто прогуливал уроки, знал матерные слова и рисовал на безымянном пальце череп с костями. И чем он их тогда зацепил? А ведь две недели они друг с дружкой не разговаривали. Решили, что первая, кто не выдержит, та от Толика и отступится. Молчанье нарушили одновременно - встретились на лестничной клетке и давай тарахтеть.
- А ты знаешь, что Толика в колонию забирают? - круглила глаза Поля.
- Мне мама сказала, что он вор-форточник и его поймали с поличным, - чуть не плакала Люба.
- Как же его теперь любить?
- Из тюрьмы дождемся, а там решим.
Никого они не дождались - Толик оттрубив один срок, сразу взялся за второй, потом третий. Обе писали ему письма, но никогда не знали, доходили ли они до него. Ответа не было, да и на встрече одноклассников Толик не появлялся никогда.
Они как-то проведали его маму – Татьяну Евгеньевну. Она обрадовалась им, как дорогим гостям. Угощала пряниками с кардамоном и душистым травяным чаем.
- Толик так на ней играл, - Татьяна Евгеньевна бережно разворачивала завернутый в плюшевый лоскут футляр со скрипкой, - Мечтал стать известным музыкантом. Я во всем виновата,- вытирала она заплаканные глаза, - Денег не то, что на приличный инструмент, на хлеб иногда не было. Мать должна дарить ребенку не только жизнь, но и мечты.


***
- Любань, так ты что вправду обиделась? – прервала воспоминания Полина, - Молчишь, как воды в рот набрала. Я ж не со зла тебя дурой назвала. Не хочешь пожить для себя, ну и не надо, раз так счастлива.
Да, она Люба, хочет и всегда хотела именно такого счастья. Пусть хребет пополам и пальцы в кровь, но только не футляр с покалеченной скрипкой, завернутый в потрепанный плюш.
- Ты помнишь Толика? – спросила Люба.
- Не, подруга, у меня от тебя точно нервный тик начнется, - засмеялась Полина, - Это Стрижак который? И чего он тебе вспомнился?
- Не знаю. Наверное, пряников с кардамоном захотелось. Давай с чайком сообразим! За сбывшиеся мечты!

Автор:Оксана Лелякова