Писала не я. Сегодня произошел некий случай, что я вспомнила об этой писательнице. Вспомнила вдруг ярко, дословно. Нравилась мне она очень в своё время. За смелость, искренность, талант разговорного жанра. И юмор, который прежде всего, над собой. Пришлось немного подредактировать нецензурные выражения, хотя лично я считаю, что это вредит рассказу. Но мне хотелось, чтобы форумчане успели почитать, пока тему не удалили. Если дочитали, то и так понятно. Чего я, в самом-то деле...)))
А поговорить есть о чем)
— Как не стыдно… Молодая баба ведь ещё.
А такая свинья уже.
Голос раздался внезапно, и я вздрогнула.
И обернулась.
Никого нет. Оно и понятно: я ж одна сижу. Тогда откуда голос?
— Что, услышала что ли? Ну трындец.
Снова обернулась. Никого.
Разозлилась.
— Ты кто такой?
— Дед Пихто. Допилась до глюков. Одно слово — свинья ты, а не баба.
Склонив набок голову, смотрю на почти пустую бутылку водки. Свинья? Ну отчего же? У всех бывает, в конце концов. Все пьют. А если б не пили — зачем тогда водку придумали?
— Пить будешь? — Спрашиваю куда-то в сторону, не оборачиваясь.
— Не буду.
— Ну и иди накуй тогда.
Выжимаю бутылку в стакан, и ставлю пустую тару под стол.
Толкнула её ногой. Зазвенело. Прислушалась.
— Самой-то не противно?
— Нет.
— И зря.
Голос доносился откуда-то из-за правого плеча. Повернула голову вправо, и спросила:
— Ты зачем пришёл? Пить ты не хочешь, уходить не хочешь…
Давай я в тебя плюну?
— А смысл?
— Вдруг обидишься — и уйдёшь?
— Куда уж больше-то?
Зажимаю двумя пальцами нос, зажмуриваюсь, и пью.
— Хорошо пошла?
Интересуется, зараза.
— Нормально пошла.
— Ну, значит, нормально и выйдет.
Прижимаю пальцы к глазам, надавливаю несильно, и тру-тру… Пальцы уже чёрные от туши.
— А у меня сегодня день рождения…
Просто так сказала. Не ему даже. А просто так.
— Знаю.
— Тогда поздравляй меня, раз припёрся.
— Перебьёшся. Тебя не поздравлять, тебя драть надо. Ремнём солдатским, с пряжкой. Чтобы жопа две недели красная была.
Расплываюсь в улыбке:
— Дедушка, это ты?
За плечом фыркнули:
— Вот ещё. Дедушка твой на тебя даже смотреть не может. Растили тебя, растили, сколько вложили в тебя, дуру. И всё по...., пошло, Господи прости.
— Не поминай Бога всуе, привидение. Где мой дедушка?
— А я откуда знаю? Наверное, с бабушкой.
— Ты их видел?
Молчание.
— Ты ушёл уже что ли?
Шорох за плечом:
— Куда ж я уйду от тебя… Тут я.
Отламываю твёрдую корочку от засохшего куска Бородинского, и сую в рот:
— Эх, жизнь — говно… Тебе не понять, ты привидение. У тебя нет дней рождения. И нет друзей, которые о нём забывают… У меня красивое платье, скажи?
— Красивое.
— А… Значит, у тебя глаза есть. А туфли мои видишь?
— Это тапочки. Золушка, блин.
Хохочу:
— Проверка связи! А что ты ещё видишь?
— Тебя вижу. Пьяную. Страшную. Омерзительную. Глаза б мои на тебя не смотрели.
Сморкаюсь в кухонное полотенце:
— Нет, ты не дедушка. Дедушка меня любил. Дедушка называл меня Принцессой. Знаешь, когда-то давным-давно у меня в ванной… Вернее, тогда ещё у дедушки в ванной, крючочек на стене висел. Низко так… И рядом пластырь наклеен был, сверху. И ручкой на нём написано: «Лидушкино». Там моё полотенце висело, когда я маленькая была… Ты видел крючок?
— Видел. Он и щас есть, дура.
— А, точно. Он и щас есть… О чём я, кстати? Так вот: ты точно не дедушка.
— Само собой. Я б удавился с такой внучкой.
Бросаю полотенце на пол:
— А что ты всё время мне грубишь, привидение? Я тебя звала разве? Приглашала?
— Ты ревела.
— Ревела. И что дальше?
Вздох протяжный:
— И ничего. Нельзя реветь в свой день рождения, нельзя.
— А если хочется?
— Потом пореви.
— А если…
— Что ты торгуешься, а? Сказал же: не реви. Не реви в день рождения.
Наклоняюсь, поднимаю с пола полотенце, и смотрю за своё правое плечо:
— А руки у тебя есть? Машинку стиральную открыть сможешь?
— Ну ты обнаглела, девка. Сама открывай. Нашла себе мальчика на побегушках.
— Да и чёрт с тобой, привидение.
Бросаю полотенце обратно на пол.
— Чёрт всегда со мной. С тобой, кстати, тоже.
Смеюсь:
— Да со мной рядом вечно черти какие-то. Постоянно. Их только зовут почему-то по-разному: Миша, Петя, Коля, вот, ещё.
— Особенно, Коля, да.
— Он меня бросил, привидение… — Говорю вдруг, и соплю носом втягиваю протяжно.
— Горе какое. Я тебе с самого начала говорил: шли ты его накуй, ничего путного не будет… Разве ж ты послушалась?
— Не говорил ты мне ничего!
— Говорил. Другое дело, что ты слышать не хотела.
— А почему сейчас слышу? Потому что водка палёная?
— Потому что день рождения. Ты меня утомила уже своими вопросами. Потому что день рождения у тебя. А ты ревёшь.
— Ага… То есть, если я реву в день рождения — я сразу тебя слышу?
— Понятия не имею, если честно. Сам пересрал, когда ты вдруг ответила.
Провожу ладонью по столешнице. В руку попались скомканная салфетка, и чек из продуктового магазина. Ладонь почему-то мокрая — бумажки прилипли сразу. Держу ладонь вертикально — они не падают.
— Смотри: фокус-покус. Я умею притягивать бумажки.
— Молодец. Дедушка будет рад твоему таланту. Ты только развивай его.
Сжала бумажки в кулаке, и плюнула за правое плечо:
— Тьфу на тебя, нечистый. Отстань от моего дедушки. И прекрати о нём все время говорить.
— А о чём с тобой ещё разговаривать? Ты же овощ.
— А ты привидение.
— Кто сказал?
— Я.
— Как всегда, мимо тазика.
— А почему я тебя тогда не вижу?
— Суслика видишь? Вот и я не вижу. А он есть.
— Хитрый ты.
— А ты дура.
— И овощ?
— Пожалуй, с овощем я перегнул палку. Нет, ты просто дура.
— Поэтому меня никто не поздравил сегодня, да?
Снова протяжно втянула соплю носом.
— А для тебя это так важно?
— Очень. Мне ж не нужно ничего, привидение…
— Не называй меня так.
— А ты не перебивай. Пришёл — значит, сиди и слушай. У тебя жопа-то хоть есть? Ну, на чём ты сидишь?
— Господи, святый боже… За что ж ты мне досталась-то?
— У дедушки моего спроси. Так вот: мне ж не нужно ничего, правда. Подарков не надо, цветов тоже… Они забыли просто, привидение. Забыли. Все забыли…
— Ну, что-то ты загнула, подруга. А папа? А сын твой? А сестра троюродная?
— Это не то… Друзья забыли… А Коля-сука…
Зарыдала.
— Из-за него ревёшь, что ли? Нашла повод. И никто тебя не забывал.
— А Юлька?
— Ты давно ей звонила? В больнице она сейчас. Дочка у неё болеет сильно. Кстати, Юлька тебе эсэмэску написала, только ты
телефон на зарядку забыла поставить — вот и не дошло.
— А Ирка?
— Ирка в роддоме сейчас лежит. Рожает, между прочим. Через три часа мальчика родит. Сама понимаешь, ей не до поздравлений.
— Хорошо. А с Женькой что?
— В армии он, забыла что ли? Хабаровск. Китайская граница. И телефона у него там нет.
Вопросы кончились.
Водка кончилась ещё раньше.
Пошарила ногой под столом.
Зазвенело.
— Слушай, привидение… А можно мне Ирке позвонить?
— У неё телефон выключен. Ты ей лучше сообщение напиши. Мол, поздравляю с рождением сына. Вот она удивиться-то!
— Думаешь?
— А ты б не удивилась?
— Ещё как. Да, я ей напишу. Слушай, привидение…
— Да что ж ты будешь делать-то? Раздражает уже просто!
— Это тактика такая военная. Психическая атака называется. Говори уже: ты кто?
— Я тебе сразу сказал: дед Пихто.
— Дедушка!
— Бабушка, мля! Какой я тебе дедушка?!
Пожимаю плечами:
— Знаешь, я вначале думала, что ты — мой типа ангел-хранитель. А теперь понимаю: нифига ты не ангел. Ангелы матом не ругаются.
— Ещё как ругаются. Особенно, когда у них такие подопечные как ты.
— Значит, всё-таки, ангел?
— Чести тебе много — ангелов ещё дарить. Бог не фраер — он тебя насквозь видит. Обойдёшься просто хранителем.
— Хранитель… Смотрю, дофига ты мне чего сохранил! До тридцати лет дожила — ничего хорошего не видела!
— Ну ты и скотина, дорогая моя… Помнишь, как ты в десять лет котлетой подавилась?
— И что?
— Да ласты бы склеила запросто. Если б не я. А помнишь, как ты за маршруткой бежала-бежала, не успела, и давай всех фуями крыть? А маршрутка та через три километра в грузовик въехала… А сын твой? Пожалуй, лучший день в моей жизни был… Я аж рыдал от умиления, когда ты его в мокрую макушку нацеловывала, лёжа в родильном кресле. Если ты помнишь, он у тебя мёртвым родился. А что там происходило за спинами врачей — ты даже не видела…
— Видела. Они его откачивали.
— Откачивали. А сердечко-то уже…
— Врёшь ты всё!
— Не умею.
— А Диму, Диму почему не спас?! Он же… Он умирал там, один… Без меня!
— У него свой хранитель. Был. И получше меня, кстати. Хороший мужик, мне нравился. Уж из какой только жопы он Диму твоего только не вытаскивал, а всё попусту. Я порой смотрю на вас, идиотов, и волосы дыбом встают: что ж вы творите-то, а? Вас вытащишь, отмоешь-отчистишь, и только покурить отойдёшь — трындец. Опять куда-то вляпались. Вот что вам на месте не сидится?
В окно смотрю. Темно на улице… Отражение своё вижу. Под глазами тушь размазалась, и нос блестит как лампочка.
— Я же сижу, вроде…
— Сидишь. Вот именно, что сидишь! Милостей ждёшь? Не будет тебе милостей, не заслужила. Помнишь, тебя Алла Анатольевнапредлагала в МГУ по блату пропихнуть? А ты что ответила?
— Что нафуй оно мне не нужно…
— Вот. А помнишь, тебя Ваня Мальцев замуж звал? Положительный был парень, тебя, дуру, любил — аж треск стоял. Что ты ему ответила?
— Ну, не помню уже… Что-то вроде: «Сначала институт свой закончи, студент-практикант…»
— Вот. И ведь закончил, шельмец. С отличием закончил. Банкир теперь. А красавец какой… У-у-у-у…
— Не плюй мне в душу.
— Да кто ж тебе туда плюёт? По плевкам это у нас как раз ты большой спец.
Покраснела.
Пнула что-то под столом.
Зазвенело.
Снова покраснела.
— А ты чего молчал тогда, а? Чего не подтолкнул? Сам просрал моё счастье, а теперь издевается!
Лучшая защита — это нападение.
— Ну, вот давай только не будем с больной головы на здоровую. Кто не толкал? Я не толкал? Да я себе все руки-ноги-крылья отбил к хрену, пока по тебе долбил! А тебе пофигу всё. А ты у нас сама всё лучше знаешь. Так что теперь я только котлеты из тебя вытаскиваю, да в маршрутки не пускаю. И на том спасибо скажи.
— Спасибо, прив… Хранитель…
— Не за что. Ты слушать, слушать учись. Сомневаешься в чём то — сядь, посиди… Глазки прикрой, и позови меня тихонечко. Я услышу. Я всегда тебя услышу. Ты только меня слушать учись, бестолковая ты моя…
— А ты правда моего дедушку знаешь?
— Правда. И бабушку знаю. Замечательные старички.
Стискиваю зубы, и выдыхаю:
— И Димку видел? Как он там, без меня?
Тишина. Кусаю губы:
— Ты меня слышишь?
Тишина.
Кидаю взгляд на часы.
Полночь. День рождения закончился.
Встаю со стула, убираю грязную посуду, выкидываю пустые бутылки и смятые салфетки, протираю стол.
Смотрю в окно. Там темным-темно. Отражение своё, как в зеркале, вижу… Под глазами размазанная тушь, и нос-лампочка. Блестит. Закрываю глаза, и зову тихонечко:
— Дедушка, ты меня слышишь? Ты прости меня, дедуль, я и вправду не подарок. Намучался ты со мной… Я у тебя шебутная… Не хочу я тебя Хранителем называть, уж не обижайся. Сам дедом представился — так что не жалуйся теперь. Ты это… Передай там Димке привет от меня. Скажи, что люблю сильно, что скучаю очень, и что он, паразит, ещё у меня ......выхватит, когда его увижу. Он знает за что. И ещё: я не буду больше плакать в свой день рождения… И не потому, что не хочу тебя слышать. Я просто не хочу тебя расстраивать. Ты знаешь, я ведь вспомнила: примета такая есть. Плакать в свой день рождения — это обижать своего Хранителя. А я ещё и плюнула в тебя, дура. Прости, дед. Прости… Ты меня слышишь?
Сижу, глаз не открывая. Ловлю каждый шорох.
Тишина.
Тишина.
Тишина.
И только за окном вдруг зашумели деревья…
Мама Стифлера
09-03-2008 16:14 Лидия Раевская.
Теперь неа, понимаю, иначе никак не дошло бы до меня)
Mail.ru,
OK.ru или
VK.com
Yandex
