Хоть это и неправильно,но я считаю что надо прерывать беременность
Тяжело это всё

Тяжко, но все таки надо сделать аборт.

Вообще у меня эта история с другой перекликается, даже кажется,что продолжение истории с Леной и Максом будет. Или есть.
Вот эта история:
Так вот. И была у нас в деревне Марья эта. Ну, так себе девка, ничего, в общем. Где широка, где тонка. Может, и не шибко красавица, глаза только... Большие глаза, преданные. Из тех, что лучше закроются навеки, чем обманут. И все глядела на меня этими глазами. И чего я приглянулся ей? Это я сейчас задаю себе. А тогда над этим головы не ломал. Марья-то у богатеев Меньшиковых поденщицей работала. Замараюсь еще, думал, об нее. И еще считал поглупу, что она под мельницу мою клин бьет. Но думать думал, а глазом косил. Годов ей тогда было двадцать пять — двадцать шесть. В девках засиделась чегой-то... Я говорил иногда: «Ступай сигани с утеса в Светлиху — погуляю с тобой ночку». И что ты думаешь? Шла, прыгала...
— И гулял с ней? — спросил Смирнов, когда старик примолк.
— Ну как же... Только ведь что я под гуляньем понимал? Да исцарапает всего и вырвется. И опять своими глазами на меня. «Ах ты, думаю, стерва, погоди! Я тебя проучу! Я те покажу, как пшеничка мелется...» И помаленьку сделался с ней тих да робок. На солдаток, понятное дело, и глядеть перестал.
— Да... целую весну, половину лета я с ней так-то вот... женихался. И поверила она мне... Что же, по себе, видно, людей мерила. Да и как тут сомневаться, когда я родителей ее принародно отцом и матерью называл... Договорились, что после Петрова дня я сватов засылаю, чтоб честь честью все. А в этот Петров день повел ее в лесочек гулять... Ну и...
Спичечный коробок в руке Анисима хрустнул. Он разжал кулак, высыпал на стол спички, долго смотрел на них с тоской и грустью.
— В общем, чего тебе тут все рассказывать! — тихо продолжал старик. — Не царапала она в тот день меня, не вырывалась. Все точно я рассчитал. Только уговаривала до последней минуты: люди, дескать, мы, и по человечески все должно, после свадьбы, как положено... Да чего уж тут мне ее слова... А потом-то встал и заржал, как жеребец: «После свадьбы, говоришь?! Насчет сватов поглядим еще... Поцарапай-ка теперь коготками землю...»
Анисим посидел, еще раз вздохнул и сказал с хрипотцой:
— Вот он какой живоглот я был... А она, Марья, ничего не могла вымолвить, не могла даже встать с земли. Только глядела на меня огнем, все глядела. Да губы ее все дрожали... Потом застонала и затихла, закрыла начисто сгоревшие глаза. А из закрытых глаз слезы... Видел, как люди с закрытыми глазами плачут? Видел, однако... А если нет — не дай Бог увидеть.
Старик одну за другой брал спички со стола и чиркал о сломанный коробок. Но спички ломались, ломались...
— И что она после этого... не разлюбила тебя? — осторожно спросил Смирнов.
— Кто ее знает... Встала она и ушла, пошатываясь, так ничего и не сказала. Недели четыре я не видел ее. Ходил себе по деревне в сатиновой рубахе да семечками плевался, как дурак. Еще бы — доволен был! А деревенские парни подзуживают: «Врешь ведь ты, однако, что уходил Марью. Красуешься...» — «Я красуюсь?!» — «А то как же... Твоего ума на солдаток только хватает». — «Вон как! Да я из Марьи теперь веревки вить буду, поняли?» — «Хвастун!» — расплылась передо мной Филькина рожа. Кругом хохот стоит... Эх, закипел я — чуть паром не изошел. Стал ждать, когда Марья на улице покажется.
Однажды гляжу — идет, худая, бледная. Прямо к Филькиному дому — на работу, значит. Я — следом. «Вот что, девка, — говорю. — Последнее условие тебе... Вот нож, рогатина и три дня сроку. Добудешь лесовика, да чтоб шкура была желтая, не облезлая, а с шелковистым отливом, — сей же день женюсь на тебе. И мельницу отдам». Филька гогочет: «Да за мельницу она тебе сотню медведей ухайдакает! Пустяковое условие ставишь...»
У нас в ту пору медведей тут водилось — тьма. И сейчас еще попадаются. Иногда к самой деревне подходят.
Сверкнула Марья своими огромными глазищами. Рогатину отбросила, а нож взяла. И тогда сердце у меня зашлось: то ли делаю? Я ведь ни минуты не сомневался, что пойдет она на медведя, потому что, думаю, во первых, мельница, во-вторых, куда она теперь, после того лесочка? Выбора нет. А медведь ей — тьфу, девка бедовая. И все-таки — вдруг заломает ее зверь? Хотя, думаю, при чем тут я? Спрос не с меня, а со зверя...
— И что же? — спросил Петр Иванович так же осторожно, как в первый раз. — Неужели пошла?
— Пошла. Повернулась и пошла прямиком за деревню, в лес. Толпа собралась, вслед ей глазеет... Ну, думаю я, все! Загубил девку, сволота... Придавило мне сердце...
День прошел, вся ночь. И весь другой день... Пришла Марья, как темняться начало. Платьишко все изорвано. Левый бок в засохшей крови, плечо располосовано медвежьей лапой... Шкуру пудовую бросила в пыль, прямо мне под ноги. Потом и ножик мой в пыль швырнула. Хороший был ножик, с наборной костяной рукояткой. Между костяными пластинами было вставлено четыре медных. Для красоты и для весу. Я его за два пуда муки у проезжего цыгана купил. Филька потом четыре давал, да я не продал... Сама молчит, бледная, как стена, только сухие глаза полыхают, бьется в них жгучее пламя, как тогда, в лесу... Я, как сова, лупаю глазами. Даже Филька растянул от удивления губастый рот. Потом: «Хи-хи! Вот енто номер... Мельницу за медведя! Робя, может, у кого ишшо есть лишняя мельница?»
Я молчу, только медвежью шкуру ногами ковыряю. Шерсть густая, с отливом — в самой свирепой силе был зверюга....
— Верно говорят: прожитое не вернется, а в памяти не сотрется, — опять встрепенулся старик. — Но память-то моя, да судья ей не я... А что же я, ты спрашиваешь? В общем, мил парень, потерял я голову после того, как шкуру медвежью бросила она мне под ноги. Как случилось? А как молния сверкает? Нету-нету, да вдруг вспыхнет от края до края. Свету столь, что глаза ломит. Вот так. В этом свете я будто увидел другую Марью: мать честная, да ведь она за меня в могилу ляжет, если что! Зверь в лесу нападет — она ему на спину прыгнет, человек ножом замахнется — свою грудь подставит... Помучился я так с полгода, а может, и больше, да и пришел к ней: «Бери, говорю, мельницу».
Встала она. Медленно встала с лавки, бледная, как стена. Я смотрю — дрожат у нее губы, что листочки. Дрожат, как тогда... а слов нету. Опустил я голову и уставился ей на живот. А живот большой, круглый.
«Чего смотришь? — спросила наконец она. — Не узнаешь?»
А чего узнавать? Давно знаю, что ребенок у нее от меня будет. Лупаю глазами, а ничего уже не вижу. Только чую — щеку обожгло, будто кто теркой царапнул. Потом другую. И на развороченное мясо кипятком, кипятком...
Молча отхлестала она меня. Я стою как болван. Только глазами по-прежнему хлоп-хлоп.
«За что?» — спрашиваю.
«Уходи... со своей мельницей! Я так дешево не продаюсь...»
Прошептала и рухнула на пол. Не понял я ничего.
В ту же ночь она родила Иринкину мать...
... Потом и началось: я хожу — она меня в дом не пускает, я хожу — она не пускает. Филька Меньшиков своим гоготом съедает меня:
«Пропал ты, Анисим! У ней теперича семья прибавилась, одной мельницы мало — другую покупай.....
В общем, совсем ополоумел я.
... Как-то очутился у ее избушки — она ребенка у окна кормит. Увидела она — окно захлопнула, дверь на задвижку. А возле сарайки приезжий один дрова колет. Сел я на чурку и молчу...
«Ну что? — спрашивает тот человек. — С характером баба?»
«Пусть, — говорю, — дочку хоть отдаст...»
Подсел он ко мне, закурил. Я спрашиваю:
«Вот ты умный, должно быть, человек, объясни. Ведь я мельницу отдаю ей, дом, скотину. Деньжонки кое какие есть, — все к ее ногам брошу. Чего ж она?»
Помолчал тот и отвечает: «Видишь ли, в чем дело... Золотое сердце на серебро не купишь».
Встал я и зашагал прочь, как пьяный. Открылось мне. Ни раньше, ни после не видел я умнее человека. Ведь в десяти словах все объяснил... — Всего-то не расскажешь тебе, вот что жалко... В тот же день я напился, объявил всем, что сегодня же сожгу свою мельницу. Никто не поверил, понятное дело. А я поехал да поджег. Долго она горела, всю ночь лизали красные языки желтое небо. Филька взревел: «Свихнулся мужик! Этак он всех нас спалит!»....
— Да, время, — потер он ладонью давно ослабевшую грудь. — Давно вроде было — и недавно... Марью то с тех пор почти и не видал я. Избегала она встречи. А как-то гляжу — стирается в речке. Подошел... и что же? Упал ей в ноги:
«Давай, Марья, жизню налаживать, а? Полюбил я тебя... свету не вижу».
Смотрела она на меня, смотрела... Стоит на камне, подол юбки подоткнула, в руке одежина, а с одежины вода каплет.
«Ты-то полюбил, да... мою любовь сгубил, — проговорила она. — Сгорела она, как твоя мельница. В сердце вместо крови один пепел. И тот уже остыл, ветерком разносит его... Ну, чего стоишь? Уходи».
Сел я на берегу, опустил голову на колени. Она стирать стала, будто и не было меня тут.
Потом, когда мимо пошла с мокрым бельем через плечо, я выдавил из себя:
«Дочку хоть отдай».
Марья приостановилась. Я не поднимал головы, но чувствовал, как смотрела она на меня. Так ничего и не сказав, ушла. Вот так. Совсем ушла...
Голос Анисима дрогнул. Он передвинул посуду на столе, снова разжег трубку. Потом проговорил уже спокойно:
— В свое время счастье мимо каждого проплывает, да не каждый к нему руки протягивает. А одумается, обернется — уже далече оно, не достать...

"Тени исчезают в полдень" Анатолий Иванов

http://www.bookol.ru/proza-main/sovetskaya_klassicheskaya_proza/70562/fulltext.htm

https://www.youtube.com/watch?v=1QjZjrGwlEg

https://www.youtube.com/watch?v=JUteCLjZlYY

https://www.youtube.com/watch?v=MRzfSiYkqYw&list=PL4lo88lEZEgHEGqfs7uH0dMRV5l-kJtT4&index=1 с 13.26 до 13.32 минуты

У нас и так страна вымирает, какой аборт? Пришла в роддом без документов, родила и тихонько ушла в окно. На новорожденных славянских младенцев от непьющих родителей сейчас бешеные очереди усыновителей.

Родила, в окошко и ушла , вы совсем что ль?Вы чего несёте? Вы к чему толкаете людей ? Дети желаемые должны быть. Где папа и мама!

Лично я толкаю к запланированным беремемнностям и предохранению от незапланированных. То есть к включению мозгов среди бушующих гормонов

Да... в догонку ещё... для самых одаренных и хихикающих...Что то накипело у меня прям...(((
Тут реально Ирина в теме обратилась за мнениями и что делать??? И она же, реально попросила без хихикания обсудить тему.
Слушайте... Хихикающие... У меня предложение вам: Если тут и не только , мешают вам с издёвкой хихикать над людьми. Может собраться в какой нибудь теме, создать тему, скучковаться вам и ржать сколько влезет...над создавшейся проблемой у людей которые пришли реально с помощью, обсудить сложившуюся ситуацию... Ааааа?

Прерывать беременность это грех и большой, но в данном случае я считаю это надо сделать. Конечно надо было думать не о пяти минутах удовольствия, а о том как предохраняться. Тем более сейчас столько средств, есть уже ребенок и должна быть уже ответственность и понимания что не защищенный с-с приводит не только к болезням, но ещё и к беременности. Но это уже случилось и надо пожинать плоды. Лена сделает аборт и тем самым может что то пересмотрит в своей жизни, может не будет больше такой доверчивой. Как сейчас ей беременной ходить, на одном стрессе. Мать лежащая, ребенок маленький, а если на сохранение будут класть, то как ? Куда маму? Ребенка? А в декрете будет сидеть,кто их кормить будет? Да и рожать как выше сказали от этого "человека" действительно не стоит. Пусть сходит в церковь, монастырь исповедуется, получить утешение духовное. Я думаю все у нее будет хорошо,главное выбрать правильное решение,а не вестись на чувствах и эмоциях.

Мне,кажется,если рассказ не вымысел.
Проблема в этой самой героине повествования.
Бабы дуры ,не потому что бабы
Делать аборт,и меняться
Дочь растет

Вот любят подруги вмешиваться в личную жизнь своих подруг! Проживать за них их жизнь, а не заниматься своей. Взрослые люди должны сами за себя принимать решения. Сделает аборт - кто ответит за него? Подруга что ли ???? Я считаю, не надо навязывать свое видение чужой жизни человеку (даже если просят посоветовать). Совет - не минутная ерунда.

По мне,выслушай советы и сделай по своему ))) Порой мы сильно эмоциональны и не видим сразу правды,а со стороны виднее. Так что советы нужны,хотя не скрою,что чужие даже лучше,чем от близких,т.к. они жалеют и предлагают полумеры))