Стырено из интернета, просто понравилось. Сразу детство вспомнилось)
В детстве мы мечтали заболеть, а сейчас никакой грипп не избавит от кучи дел
Помните, как в детстве болеть было любо-дорого? В школе особенно. Лежишь, как Карлсон, прикрыв один глаз, и шепчешь драматически: варенья, варенья, пиииить, пиииить.
И все бегают, любят тебя, ах, ох, мама морс давит, а потом читает тебе вслух с выражением, а сестра сдвигает два кресла и делает "люлечку", и рисует бумажных кукол.
Мне только папа все болезни обламывал. Он ураганом налетал на меня и, например, заворачивал в холодную мокрую простыню, чтоб уж наверняка. И я орала, теряя температуру. А еще он любил дать полтаблетки мочегонного и пойти в театр. А ты давай бегай, бегай, выздоравливай. Врачи - они оригиналы в лечении собственных детей, на ком еще эксперименты ставить? Пациентов-то жалко.
Но в остальном болеть было сказочно. Школу прогуливать. Бульон попивать. Моя кровать в детстве стояла напротив книжного шкафа, и я лежала и читала корешки книг. Диккенс. Булгаков. Оруэлл. Дж. Даррел. Образцов. Коваль. Стендаль. Самый любимый был Гилберг Кит Честертон. Потому что кит. И вообще красиво.
Высунешь пятки из-под одеяла, и собака Туся их облизывает, потому что они горячие. С Тусей однажды смешно было. Когда я болела ветрянкой, меня всю истыкали зеленкой горошками, и была я зеленая кикимора. Сижу чешусь, и тут собака Туся вбегает радостно. Видит меня и вскрикивает. Не гавкает, а, как девица истеричная, именно верещит, уши поднимаются, глаза круглые, орет и под кровать - вжик. Долго меня потом опасалась, пока зеленка не смылась, не подходила.
Когда я кашляла, мама наливала мне микстуру с невкусно-сладкой солодкой. Я щедро поливала ею герань. Вроде бы трава к траве, но после бронхитов герань увядала. А папа капал мне Пертуссин и пел:"капли датского ко-ро-ля, пейте, кавалеееры!"
А бабушка мне делала маленькие квадратные бутербродики.
А еще мама приходила пораньше с работы, чтобы положить мне на горячий лоб свою холодную с мороза руку. И ладонь у нее была какая-то удивительно мягкая.
Хорошо было болеть, и на скрипке играть не предлагали даже...
В институте тоже было нормально поболеть. Все советовали треснуть водки с перцем. Я один раз треснула, чуть не померла. Хилая я, наверное. Мне надо Пертуссин.
Зато можно было почитать. Под одеялом. Это ведь так круто - за день прочитать книжку, не отрываясь. Или кино смотреть весь день, пока перед глазами не поплывет.
А теперь вот болеть совсем не весело. Потому что это не освобождает больше. Быть взрослым - ужасно. И даже если у тебя в горле по ощущениям рассыпались бритвы и булавки, тебе придется читать про Гарри Поттера, готовить обед и кормить улитку. И придется выпить сто таблеток и идти куда-то, потому что больше некому, ведь ты же взрослый.
И ты ползешь, сморкаясь, кхекая в шарф, потому что надо в магазин, потому что теперь твоя очередь давить морс, варить бульон, петь про датского короля и делать маленькие квадратные бутербродики, потому что там Карлсон твой требует: пииить, варенья, почитааай...
И это твоя ладонь теперь должна быть прохладной и удивительно мягкой.