Давай я тебе про " за речку" в личку все подробности напишу? Про Бога сразу забудешь!

Саш, не обижайтесь. Вы уже ступили на другую ступень и смотрите уже сверзу. Лене еще все это предстоит. Она просит не забирать надежду. Сейчас ей нужны силы чтобы не отчаятся. И еще всегда есть надежда на чудо.

Я не хочу забывать Бога.

Всем предстоит, раз уж такой разговор.

Лена, ты храбрая. Пойми одно, у каждого свой путь и свое время. не торопи события. Не думай о том что будет тогда, живи сейчас и радуйся сегодняшнему. по вощможности делай все чтобы продлить как можно дальше и избавить от мучений. Будь спокойной и уверенной , это передаеться им. Пока ты веришь, они верят. Мне очень жаль, что всеже это произошло.Не отчайвайся, будь сильной.

Не ребячьтесь, Ваша мама еще жива, но Вы должны быть готовы проводить ее в последний путь и знать, что полагается при этом делать. Вы взрослый человек, смиритесь с судьбой, сделайте все, чтобы помочь ей в ее последние годы (надеюсь, что еще долгие годы), но Вы должны также составить план на случай ее смерти. Вы же не надеетесь умереть раньше и тем огорчить ее еще сильнее? Уж лучше Вы будете ее оплакивать, чем она Вас.

Египетские фараоны начинали строить себе гробницы задолго до смерти. Такова жизнь, и у нее не может быть иного итога. Смиритесь с этим, и Вы облегчите жизнь и себе, и маме. Когда просто терпишь и ждешь, чтобы боль прошла, а вместо этого становится только хуже - жизнь совершенно невыносима. А если помнишь, что рано или поздно все кончится, включая и страдания, начинаешь ценить даже страдания. Если что-то болит, значит еще есть чему болеть.

Для Храброй Сердцем.
Можешь ,конечно, игнорить и дальше,но могла бы открыто на форуме написать. Чего сразу в личку прятаться? Или тебя устраивают только ответы,которые будут восхвалять твоего бога? Расшиби себе в кровь свой лоб,но мужа он тебе не даст,пока ты своими мозгами думать не начнешь. Мы "там" тоже молились,но он сука ,нас не услышал. Из моего призыва,вернулось 9 ,а призывалось 37 человек.

Спасибо! Если бы вы только знали, как я вам всем благодарна! Насколько легче становится от потоков людской доброты!

жизнь ради жизни?

Просто поток поддерживающих писем хлынул в личку. Люди делятся своими трудными моментами лично, потому что бояться писать публично. И я их понимаю. Трудно в такой ситуации перенести негативные отзывы. И у меня была мысль удалить тему из-за высказываний Дмитрия. Но я подумала, так много хороших слов от других людей, вдруг они пригодятся не только мне. Вообще, после такой человеческой реакции начинаешь верить в людей еще больше.

А тем, кто пишет в личку, отвечаю также и здесь: Спасибо за Ваше письма! Спасибо за поддержку! Действительно, несмотря на тяжесть ситуации, в ней есть и счастье. Счастье, что я могу ухаживать за мамой, как за маленькой девочкой, любить и лелеять её, приносить ей цветы, кормить её, покупать ей одежду, делать ей красивые маникюры-педикюры, мыть её, ставить ей хорошую музыку, приносить ей хорошую литературу (читаем журнал Благодарение), просто сидеть рядом, положив голову на её плечо и разговаривать, разговаривать, разговаривать. Вместе молиться, вместе плакать, вместе хохотать (да, и такое бывает у нас!). Вместе верить, что впереди еще очень трудные дни, но мы справимся.

Так... Нужно прежде всего успокоиться. Внутренне. Все мы там будем. За гранью. И если мы родились и живем, дышим, то нужны.

Душа не умирает. Ни ваша, на ваших родителей (вы же верующий человек?). Значит... Вы вместе навсегда.

Я ’хоронила’ отца в 99, операцию по онкологии делали, разумеется, я ревела и ревела. Пока зав отделением -академик- не остановил-не нам решать, кто и сколько проживет. Папу отмолили... Но ощущение те я помню хорошо...

По поводу личных переживаний-замуж/не замуж- проблема скорее всего в том, что нет близкого человека-мужчины. Это очень тяжело, не с кем поделиться... Ходите по монастырям. Помогает.

Мы не боимся смерти. Мы ее не хотим.
Ю. А. Гарнаев, летчик-испытатель, Герой Советского Союза, погиб в 1967 году при тушении лесных пожаров во Франции.

Именно. Это продукт самодостаточный

Для меня - нет. Для меня жизнь - это всего лишь средство, возможность сделать что-то. Но об этом я промолчу.

Жизнь - это урок, причем не самое главное его выполнить, а КАК.

Удержать никого на этом свете, силой или хотетием, не получится. Не нам решать, и если человек готов покинуть этот мир, значит есть на то причины. Как правило внутренние. И их накопилось предостаточно. Сильно цепляться, не вариант.
Вариант делать то, что должен/должна. Внутренне принять любой исход. Проявить мудрость. Про храбрость, не пишу, т.к.
Колбасить будет. Конечно тяжело. Особенно от осознания, что все, почти все, зависит не от нас.

Не вариант, выдвигать претензии к Богу, себе или еще кому-то.
Природа человека двойственна. Обратная сторона храбрости...
Ник обязывает соответствовать. Это не всегда надо.

Шукшин. "Верую"
По воскресеньям наваливалась особенная тоска. Какая-то нутряная,
едкая... Максим физически чувствовал ее, гадину: как если бы неопрятная, не
совсем здоровая баба, бессовестная, с тяжелым запахом изо рта, обшаривала
его всего руками -- ласкала и тянулась поцеловать.
-- Опять!.. Навалилась.
-- О!.. Господи... Пузырь: туда же, куда и люди, -- тоска, --
издевалась жена Максима, Люда, неласковая, рабочая женщина: она не знала,
что такое тоска. -- С чего тоска-то?
Максим Яриков смотрел на жену черными, с горячим блеском глазами...
Стискивал зубы.
-- Давай матерись, Полайся -- она, глядишь, пройдет, тоска-то. Ты
лаяться-то мастер.
Максим иногда пересиливал себя -- не ругался. Хотел, чтоб его поняли.
-- Не поймешь ведь.
-- Почему же я не пойму? Объясни, пойму.
-- Вот у тебя все есть -- руки, ноги... и другие органы. Какого размера
-- это другой вопрос, но все, так сказать, на месте. Заболела нога -- ты
чувствуешь, захотела есть -- налаживаешь обед... Так?
-- Ну.
Максим легко снимался с места (он был сорокалетний легкий мужик, злой и
порывистый, никак не мог измотать себя на работе, хоть работал много), ходил
по горнице, и глаза его свирепо блестели.
-- Но у человека есть также -- душа! Вот она, здесь, -- болит! --
Максим показывал на грудь. -- Я же не выдумываю! Я элементарно чувствую --
болит.
-- Больше нигде не болит?
-- Слушай! -- взвизгивал Максим. -- Раз хочешь понять, слушай! Если
сама чурбаком уродилась, то постарайся хоть понять, что бывают люди с душой.
Я же не прошу у тебя трешку на водку, я же хочу... Дура! -- вовсе срывался
Максим, потому что вдруг ясно понимал: никогда он не объяснит, что с ним
происходит, никогда жена Люда не поймет его. Никогда! Распори он ножом свою
грудь, вынь и покажи в ладонях душу, она скажет -- требуха. Да и сам он не
верил в такую-то -- в кусок мяса- Стало быть, все это -- пустые слова. Чего
и злить себя? -- Спроси меня напоследок: кого я ненавижу больше всего на
свете? Я отвечу: людей, у которых души нету. Или она поганая. С вами
говорить -- все равно, что об стенку головой биться.
-- Ой, трепло!
-- Сгинь с глаз!
-- А тогда почему же ты такой злой, если у тебя душа есть?
-- А что, по-твоему, душа-то -- пряник, что ли? Вот она как раз и не
понимает, для чего я ее таскаю, душа-то, и болит, А я злюсь поэтому.
Нервничаю.
-- Ну и нервничай, черт с тобой! Люди дождутся воскресенья-то да
отдыхают культурно... В кино ходют. А этот -- нервничает, видите ли. Пузырь.
Максим останавливался у окна, подолгу стоял неподвижно, смотрел на
улицу. Зима. Мороз. Село коптит в стылое ясное небо серым дымом -- люди
согреваются. Пройдет бабка с ведрами на коромысле, даже за двойными рамами
слышно, как скрипит под ее валенками тугой, крепкий снег. Собака залает
сдуру и замолкнет -- мороз. Люди -- по домам, в тепле. Разговаривают, обед
налаживают, обсуждают ближних... Есть -- выпивают, но и там веселого мало.
Максим, когда тоскует, не философствует, никого мысленно ни о чем не
просит, чувствует боль и злобу. И злость эту свою он ни к кому не обращает,
не хочется никому по морде дать и не хочется удавиться. Ничего не хочется --
вот где сволочь -- маята! И пластом, недвижно лежать -- тоже не хочется. И
водку пить не хочется -- не хочется быть посмешищем, противно. Случалось,
выпивал... Пьяный начинал вдруг каяться в таких мерзких грехах, от которых и
людям и себе потом становилось нехорошо. Один раз спьяну бился в милиции
головой об стенку, на которой наклеены были всякие плакаты, ревел --
оказывается: он и какой-то еще мужик, они вдвоем изобрели мощный двигатель
величиной со спичечную коробку и чертежи передали американцам. Максим
сознавал, что это -- гнусное предательство, что он -- "научный Власов",
просил вести его под конвоем в Магадан. Причем он хотел идти туда непременно
босиком.
-- Зачем же чертежи-то передал? -- допытывался старшина. -- И кому!!!
Этого Максим не знал, знал только, что это -- "хуже Власова". И горько
плакал.
В одно такое мучительное воскресенье Максим стоял у окна и смотрел на
дорогу. Опять было ясно и морозно, и дымились трубы.
"Ну и что? -- сердито думал Максим. -- Так же было сто лет назад. Что
нового-то? И всегда так будет. Вон парнишка идет, Ваньки Малофеева сын... А
я помню самого Ваньку, когда он вот такой же ходил, и сам я такой был. Потом
у этих -- свои такие же будут. А у тех -- свои... И все? А зачем?"
Совсем тошно стало Максиму... Он вспомнил, что к Илье Лапшину приехал в
гости родственник жены, а родственник тот -- поп. Самый натуральный поп -- с
волосьями. У попа что-то такое было с легкими -- болел. Приехал лечиться. А
лечился он барсучьим салом, барсуков ему добывал Илья. У попа было много
денег, они с Ильей часто пили спирт. Поп пил только спирт.
Максим пошел к Лапшиным.
Илюха с попом сидели как раз за столом, попивали спирт и беседовали.
Илюха был уже на развезях -- клевал носом и бубнил, что в то воскресенье, не
в это, а в то воскресенье он принесет сразу двенадцать барсуков.
-- Мне столько не надо. Мне надо три хороших -- жирных.
-- Я принесу двенадцать, а ты уж выбирай сам -- каких. Мое дело
принести. А ты уж выбирай сам, каких получше. Главное, чтоб ты оздоровел...
а я их тебе приволоку двенадцать штук...
Попу было скучно с Илюхой, и он обрадовался, когда пришел Максим.
-- Что? -- спросил он.
-- Душа болит, -- сказал Максим. -- Я пришел узнать: у верующих душа
болит или нет?
-- Спирту хочешь?
-- Ты только не подумай, что я пришел специально выпить. Я могу,
конечно, выпить, но я не для того пришел. Мне интересно знать: болит у тебя
когда-нибудь душа или нет?
Поп налил в стаканы спирт, придвинул Максиму один стакан и графин с
водой:
-- Разбавляй по вкусу.
Поп был крупный шестидесятилетний мужчина, широкий в плечах, с
огромными руками. Даже не верилось, что у него что-то там с легкими. И глаза
у попа -- ясные, умные. И смотрит он пристально, даже нахально. Такому -- не
кадилом махать, а от алиментов скрываться. Никакой он не благостный, не
постный -- не ему бы, не с таким рылом, горести и печали человеческие --
живые, трепетные нити -- распутывать. Однако -- Максим сразу это
почувствовал -- с попом очень интересно.
-- Душа болит?
-- Болит.
-- Так. -- Поп выпил и промакнул губы крахмальной скатертью, уголочком.
-- Начнем подъезжать издалека. Слушай внимательно, не перебивай. -- Поп
откинулся на спинку стула, погладил бороду и с удовольствием заговорил:
-- Как только появился род человеческий, так появилось зло. Как
появилось зло, так появилось желание бороться с ним, со злом то есть.
Появилось добро. Значит, добро появилось только тогда, когда появилось зло.
Другими словами, есть зло -- есть добро, нет зла -- нет добра, Понимаешь
меня?
-- Ну, ну.
-- Не понужай, ибо не запрег еще. -- Поп, видно, обожал порассуждать
вот так вот -- странно, далеко и безответственно. -- Что такое Христос? Это
воплощенное добро, призванное уничтожить зло на земле. Две тыщи лет он
присутствует среди людей как идея -- борется со злом.
Илюха заснул за столом.
-- Две тыщи лет именем Христа уничтожается на земле зло, но конца этой
войне не предвидится. Не кури, пожалуйста. Или отойди вон к отдушине и
смоли.
Максим погасил о подошву цигарку и с интересом продолжал слушать.
-- Чего с легкими-то? -- поинтересовался для вежливости.
-- Болят, -- кратко и неохотно пояснил поп.
-- Барсучатина-то помогает?
-- Помогает. Идем дальше, сын мой занюханный...
-- Ты что? -- удивился Максим.
-- Я просил не перебивать меня.
-- Я насчет легких спросил...
-- Ты спросил: отчего болит душа? Я доходчиво рисую тебе картину
мироздания, чтобы душа твоя обрела покой. Внимательно слушай и постигай.
Итак, идея Христа возникла из желания победить зло. Иначе -- зачем?
Представь себе: победило добро. Победил Христос... Но тогда -- зачем он
нужен? Надобность в нем отпадает. Значит, это не есть нечто вечное,
непреходящее, а есть временное средство, как диктатура пролетариата. Я же
хочу верить в вечность, в вечную огромную силу и в вечный порядок, который
будет.
-- В коммунизм, что ли?
-- Что коммунизм?
-- В коммунизм веришь?
-- Мне не положено. Опять перебиваешь!
-- Все. Больше не буду. Только ты это... понятней маленько говори. И не
торопись.
-- Я говорю ясно: хочу верить в вечное добро, в вечную справедливость,
в вечную Высшую силу, которая все это затеяла на земле, Я хочу познать эту
силу и хочу надеяться, что сила эта -- победит. Иначе -- для чего все? А?
Где такая сила? -- Поп вопросительно посмотрел на Максима. -- Есть она?
Максим пожал плечами:
-- Не знаю.
-- Я тоже не знаю.
-- Вот те раз!..
-- Вот те два. Я такой силы не знаю. Возможно, что мне, человеку, не
дано и знать ее, и познать, и до конца осмыслить. В таком случае я
отказываюсь понимать свое пребывание здесь, на земле. Вот это как раз я и
чувствую, и ты со своей больной душой пришел точно по адресу: у меня тоже
болит душа. Только ты пришел за готовеньким ответом, а я сам пытаюсь
дочерпаться до дна, но это -- океан. И стаканами нам его не вычерпать. И
когда мы глотаем вот эту гадость... -- Поп выпил спирт, промакнул скатертью
губы. -- Когда мы пьем это, мы черпаем из океана в надежде достичь дна. Но
-- стаканами, стаканами, сын мой! Круг замкнулся -- мы обречены.
-- Ты прости меня... Можно я одно замечание сделаю?
-- Валяй.
-- Ты какой-то... интересный поп. Разве такие попы бывают?
-- Я -- человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Так сказал один
знаменитый безбожник, сказал очень верно. Несколько самонадеянно, правда,
ибо при жизни никто его за бога и не почитал.
-- Значит, если я тебя правильно понял, бога нет?
-- Я сказал -- нет. Теперь я скажу -- да, есть. Налей-ка мне, сын мой,
спирту, разбавь стакан на двадцать пять процентов водой и дай мне. И себе
тоже налей. Налей, сын мой простодушный, и да увидим дно! -- Поп выпил. --
Теперь я скажу, что бог -- есть. Имя ему -- Жизнь. В этого бога я верую. Это
-- суровый, могучий Бог, Он предлагает добро и зло вместе -- это,
собственно, и есть рай. Чего мы решили, что добро должно победить зло?
Зачем? Мне же интересно, например, понять, что ты пришел ко мне не истину
выяснять, а спирт пить. И сидишь тут, напрягаешь глаза -- делаешь вид, что
тебе интересно слушать...
Максим пошевелился на стуле.
-- Не менее интересно понять мне, что все-таки не спирт тебе нужен, а
истина. И уж совсем интересно, наконец, установить: что же верно? Душа тебя
привела сюда или спирт? Видишь, я работаю башкой, вместо того чтобы просто
пожалеть тебя, сиротиночку мелкую. Поэтому, в соответствии с этим моим
богом, я говорю: душа болит? Хорошо. Хорошо! Ты хоть зашевелился, ядрена
мать! А то бы тебя с печки не стащить с равновесием-то душевным. Живи, сын
мой, плачь и приплясывай. Не бойся, что будешь языком сковородки лизать на
том свете, потому что ты уже здесь, на этом свете, получишь сполна и рай и
ад. -- Поп говорил громко, лицо его пылало, он вспотел. -- Ты пришел узнать:
во что верить? Ты правильно догадался: у верующих душа не болит. Но во что
верить? Верь в Жизнь. Чем все это кончится, не знаю. Куда все устремилось,
тоже не знаю. Но мне крайне интересно бежать со всеми вместе, а если
удастся, то и обогнать других... Зло? Ну -- зло. Если мне кто-нибудь в этом
великолепном соревновании сделает бяку в виде подножки, я поднимусь и дам в
рыло. Никаких -- "подставь правую". Дам в рыло, и баста.
-- А если у него кулак здоровей?
-- Значит, такая моя доля -- за ним бежать.
-- А куда бежать-то?
-- На кудыкину гору. Какая тебе разница -- куда? Все в одну сторону --
добрые и злые.
-- Что-то я не чувствую, чтобы я устремлялся куда-нибудь, -- сказал
Максим.
-- Значит, слаб в коленках. Паралитик. Значит, доля такая -- скулить на
месте.
Максим стиснул зубы... Вьелся горячим злым взглядом в попа.
-- За что же мне доля такая несчастная?
-- Слаб. Слаб, как... вареный петух. Не вращай глазами.
-- Попяра!.. А если я счас, например, тебе дам разок по лбу, то как?
Поп громко, густо -- при больных-то легких! -- расхохотался.
-- Видишь! -- показал он свою ручищу. -- Надежная: произойдет
естественный отбор.
-- А я ружье принесу.
-- А тебя расстреляют. Ты это знаешь, поэтому ружье не принесешь, ибо
ты слаб.
-- Ну -- ножом пырну. Я могу.
-- Получишь пять лет. У меня поболит с месяц и заживет. Ты будешь пять
лет тянуть.
-- Хорошо, тогда почему же у тебя у самого душа болит?
-- Я болен, друг мой. Я пробежал только половину дистанции и захромал.
Налей.
Максим налил.
-- Ты самолетом летал? -- спросил поп.
-- Летал. Много раз.
-- А я летел вот сюда первый раз. Грандиозно! Когда я садился в него, я
думал: если этот летающий барак навернется, значит, так надо; Жалеть и
трусить не буду. Прекрасно чувствовал себя всю дорогу! А когда он меня
оторвал от земли и понес, я даже погладил по боку -- молодец. В самолет
верую. Вообще в жизни много справедливого. Вот жалеют: Есенин мало прожил.
Ровно -- с песню. Будь она, эта песня, длинней, она не была бы такой
щемящей. Длинных песен не бывает.
-- А у вас в церкви... как заведут...
-- У нас не песня, у нас -- стон. Нет, Есенин... Здесь прожито как раз
с песню. Любишь Есенина?
-- Люблю.
-- Споем?
-- Я не умею.
-- Слегка поддерживай, только не мешай.
-- И поп загудел про клен заледенелый, да так грустно и умно как-то
загудел, что и правда защемило в груди. На словах "ах, и сам я нынче чтой-то
стал нестойкий" поп ударил кулаком в столешницу и заплакал и затряс гривой.
-- Милый, милый!.. Любил крестьянина!.. Жалел! Милый!.. А я тебя люблю.
Справедливо? Справедливо. Поздно? Поздно...
Максим чувствовал, что он тоже начинает любить попа.
-- Отец! Отец... Слушай сюда!
-- Не хочу! -- плакал поп.
-- Слушай сюда, колода!
-- Не хочу! Ты слаб в коленках...
-- Я таких, как ты, обставлю на первом же километре! Слаб в коленках...
Тубик.
-- Молись! -- Поп встал. -- Повторяй за мной...
-- Пошел ты!..
Поп легко одной рукой поднял за шкирку Максима, поставил рядом с собой.
-- Повторяй за мной: верую!
-- Верую! -- сказал Максим.
-- Громче! Торжественно: ве-рую! Вместе: ве-ру-ю-у!
-- Ве-ру-ю-у! -- заблажили вместе. Дальше поп один привычной
скороговоркой зачастил:
-- В авиацию, в механизацию сельского хозяйства, в научную революцию-у!
В космос и невесомость! Ибо это объективно-о! Вместе! За мной!..
Вместе заорали:
-- Ве-ру-ю-у!
-- Верую, что скоро все соберутся в большие вонючие города! Верую, что
задохнутся там и побегут опять в чисто поле!.. Верую!
-- Верую-у!
-- В барсучье сало, в бычачий рог, в стоячую оглоблю-у! В плоть и
мякость телесную-у!..
...Когда Илюха Лапшин продрал глаза, он увидел: громадина поп мощно
кидал по горнице могучее тело свое, бросался с маху вприсядку и орал и
нахлопывал себя по бокам и по груди:
-- Эх, верую, верую!

Ту-ды, ту-ды, ту-ды -- раз!
Верую, верую!
М-па, м-па, м-па -- два!
Верую, верую!..

А вокруг попа, подбоченясь, мелко работал Максим Яриков и бабьим
голосом громко вторил:
-- У-тя, у-тя, у-тя-три!

Верую, верую!
Е-тя, етя -- все четыре!

-- За мной! -- восклицал поп.
-- Верую! Верую!
Максим пристраивался в затылок попу, они, приплясывая, молча совершали
круг по избе, потом поп опять бросался вприсядку, как в прорубь, распахивал
руки... Половицы гнулись.
-- Эх, верую, верую!
-- Ты-на, ты-на, ты-на -- пять!

Все оглобельки -- на ять!
Верую! Верую!
А где шесть, там и шерсть!
Верую! Верую!

Оба, поп и Максим, плясали с такой с какой-то злостью, с таким
остервенением, что не казалось и странным, что они пляшут. Тут или плясать,
или уж рвать на груди рубаху и плакать и скрипеть зубами.
Илюха посмотрел-посмотрел на них и пристроился плясать тоже. Но он
только время от времени тоненько кричал: "Их-ха! Их-ха!" Он не знал слов.
Рубаха на попе -- на спине -- взмокла, под рубахой могуче шевелились
бугры мышц: он, видно, не знал раньше усталости вовсе, и болезнь не успела
еще перекусить тугие его жилы. Их, наверно, не так легко перекусить: раньше
он всех барсуков слопает. А надо будет, если ему посоветуют, попросит
принести волка пожирнее -- он так просто не уйдет.
-- За мной! -- опять велел поп.
И трое во главе с яростным, раскаленным попом пошли, приплясывая,
кругом, кругом. Потом поп, как большой тяжелый зверь, опять прыгнул на
середину круга, прогнул половицы... На столе задребезжали тарелки и стаканы.
-- Эх, верую! Верую!..

Ох, солнце, сочуствую тебе!
Вот навскидку нашла взгляд специалистов на реакцию человеков при таких горестных событиях. Может, если постараешься смотреть на все немного отстраненно, будет полегче. Ведь если мы не можем изменить ситуацию, до должны постараться изменить свое к ней отношение. Чтобы сохранить себя. И для себя и для других. Надеюсь, поможет.

"Существует 5 сменяющих друг друга этапов проживания одной из наиболее сильной эмоций — горя.

Осознавая на каком этапе переживания горя находится человек — можно избежать необдуманных поступков.

Причины для горя у всех могут быть разными. Разной может быть и его интенсивность. Но проживаем его мы все одинаково, поэтапно. Это необходимо для дальнейшей полноценной жизни и развития. Прожить горе — значит принять его как полноправную часть своего опыта.

Стадии проживания горя:
Отрицание Агрессия Торги Депрессия Принятие

Первая стадия проживания горя
Наступает сразу после того, как человек узнал о горе. Это «Отрицание». Оно может выразиться и в простом — переспрашивании. Человек может снова и снова, словно не расслышал, или не понял уточнять слова и формулировки, в которых он получил горькое известие. На самом деле в данный момент он не плохо слышит, а не хочет верить, что что-то уже произошло. А иногда, переживание потенциально настолько сильно, что человек его физически не может «подпустить» и может просто забыть о горе до тех пор, пока не будет готов его пережить. Решения, принятые на данном этапе будут неверны, так как у человека нет точного понимания ситуации. Как бы подробно ему не объясняли её — он искажает своё восприятие отрицанием.

Второй этап проживания горя — «Агрессия»
Человек не просто не верит — он активно сомневается в том, что ему сообщили, направляет агрессию на источник информации. В конструктивном ключе агрессия может быть направлена на причину, вызвавшую горе, но часто в жизненной ситуации не оказывается место подвигу — ничего изменить не удаётся. Это может привести к направлению агрессии на себя или на близких людей. Решения, принятые на этой стадии могут привести к негативным последствиям для отношений, принести урон имуществу и состоянию человека. В любом случае они будут приниматься с позиции силы.

Третий этап проживания горя — «Торги»
Человек направляет энергию второго этапа на то, чтобы «откупиться от горя». В этот момент он может обращаться к Богу, к любым высшим силам, с целью заключить сделку — я буду/не буду делать то-то и пусть всё вернётся к прежнему состоянию. Решения принятые в этот момент, это разные виды платы. Человек может платить изменением своего поведения, делать пожертвования, может решить посвятить время и силы чему-то связанному с причиной горя.

Четвёртый этап проживания горя — «Депрессия»
Эмоциональные реакции обедняются, нарушается сон и аппетит, появляется раздражение, слёзы не приносят облегчения. Решения принятые на данном этапе могут причинять вред себе и другим. Чаще всего они имеют характер ухода, снижения любой активности — у человека опускаются руки. Решения принимаются с позиции отсутствия сил.

И наконец:
Пятый этап проживания горя — это — «Принятие».
Именно в этот момент человек может впервые разрыдаться, но эти слёзы принесут облегчение. Человек мыслями возвращается ко всему хорошему, что связано с тем, что принесло ему горе. Ситуация, вызвавшая горе теперь воспринимается, как часть жизни — она имеет своё начало, развитие и завершение. Возвращается ощущение внутренней опоры, возвращаются силы и эмоции всего спектра, человек начинает задумываться о будущем. Только на пятом этапе человек может принимать решения о том, какие выводы сделать, изменять ли что-то и если да, то как. В этот момент он становится мудрее обычного.

Конечно же, не всё так просто. На каждом этапе человека подстерегает возможность задержаться на нём на значительное время. Иногда не прожитые ситуации горя влияют на всю дальнейшую жизнь. Но, чаще всего сил организма и психики хватает на продуктивное развитие ситуации.

Наверняка, вспоминаются те люди, для которых ситуация горя стала благоприятным поворотным моментом в судьбе и привела к значительным достижениям.

Управление горем — сложная задача.
Сюда входит и управление восприятием, и преобразование агрессии, и организация и планирование своей деятельности, и навыки поддержки положительного эмоционального состояния. Разбив её на эти составные части можно увидеть, что она вполне по силам человеку."

Мне кажется, что я уже прошлась по всем этим пунктам. Но поняла, что в какие-то моменты снова и снова делаю откат назад, а потом снова и снова ползу вперед. И снова учусь принимать.

Сил тебе! Время лечит, жди........... И 100 гр.коньяку с хорошим другом никто не отменял в случае особо нахлышувшего чувства безысходности....
Да и потом какой у тебя еще есть выход, кроме как пережить это всё и снова жить? Через какое то время станет легче. Ты ж не просто глупая эмоционально неуравновешенная морква, ты же человек с мозгами, все знаешь, все понимаешь. Всё получится, иначе низзя, права такого не имеешь.