Это было в самом начале девяностых…
Ох, и тяжёлые времена переживали тогда. В магазинах снова всё пусто, приобрести что-то можно было только при наличии паспорта с местной пропиской…
Рождество – 7 января, ближе к ночи…
- Ну и подарочек нам на праздник, – услышала молодая девушка, лежащая на каталке, голос дежурных санитарок в приёмной, брезгливо смотрящих на неё сверху...
Тут же в приёмной одна женщина брала кровь на группу, другая начала готовить девушку к срочной операции. Температура тела больной была выше сорока. Нельзя было медлить. Заведующий отделением был в отпуске, пришлось вызывать главного врача с больничного.
Каталку покатили по длинным коридорам к лифту. Девушка лежала, накрытая простынёй и видела только потолок и мелькающие, дрожащие бледным светом, лампы. Казалось, что это кино – также всё: открывается лифт, поднимается на второй этаж; дверь в операционную с надписью «Тихо! Идёт операция»; большая лампа-люстра над операционным столом ослепляет затуманенные глаза; белые халаты, "бородатое лицо", подносящее маску… Раз, два, три, четыре…
Вокруг стонущие голоса – справа пожилой мужской, слева женский. Пошевелиться не хватает сил, всё, что удаётся – едва окинуть полусонным взглядом белую кафельную плитку реанимационной палаты…
Через пару дней её перевезли на первый этаж в послеоперационную палату. Начались визиты разных специалистов. Оказалось, что это вернулся с отпуска заведующий отделением и «дал разгону» всем… За столь короткое время пребывания в реанимации из-за ненадлежащего присмотра, у больной появились пролежни на теле и застой в лёгких. Пришлось ежедневно с врачом делать зарядку – пытаться надувать воздушные шарики. А это, ой как нелегко… Мышцы живота порезаны и совсем не хватает сил набрать воздуха… А ведь она перенесла несколько остановок сердца за время длительной операции... Надо было брать где-то после всего силы.
Да, состояние такое, что даже взрослый человек чувствует себя капризным ребёнком. Наплевать на всё, даже на врачей-мужчин, которых раньше постеснялась бы. С раннего утра до поздней ночи уколы, уколы, уколы… – тело их уже не чувствовало. А от ежедневных капельниц не осталось живого места на руках, пришлось вставлять «подключичку» (игла с трубочкой, по которой подаётся кровь в вену), и так в течение полутора месяцев – переливание крови. Только и хватало сил прочитать фамилии доноров на прозрачных пакетах с кровью и плазмой.
Почти сразу – на третий день, приехали родители с младшим братом. Их по-очереди запускали в палату. Самое тяжелое было – видеть их слёзы. Теперь понятно, почему они плакали – после беседы с врачом, оперировавшим девушку. Да и вид её был – кожа да кости… Когда плакали родители, она ещё могла держаться, но когда слёзы текли из глаз брата, с которым в детстве она всегда воевала, то невозможно было сдержать и свои слёзы. Жаль, но они не понимали тогда, что этого нельзя было делать. Такое состояние только ослабляло её организм.
В палате для тяжелобольных она несколько дней лежала одна. В один из таких дней (солнечный, но холодный январский день), в палату принесли большой букет роз и книгу Александра Дюма "Две Дианы". Девушка спросила, от кого это, и ей ответили, что в окно палаты смотрит тот молодой человек, который всё принёс, и спросили, можно ли повернуть кровать к окну, что бы показать его. Девушка качнула головой. Медсестра с трудом повернула железную кровать. За окном стояла одинокая фигура. Больная попросила повернуть кровать обратно… Потом ей сказали, что этот парень первый пошёл сдавать для неё кровь, когда в институте узнали о случившемся.
Через несколько дней девушку перевели в общую палату на шесть человек. Стало как-то веселее и время пошло быстрей. Хотя, по-всякому было… Женщины лежали разных возрастов. Одна днём читала вслух рассказы, другая на ночь вспоминала свои первые свидания, третья – тяжёлые роды, (после её рассказов страшно было представить, что тебе это тоже предстоит когда-то испытать, и жутко этого не хотелось). Но самое тяжёлое было, когда рассказывали что-то смешное. Хотелось смеяться, но было очень больно – швы ещё не зажили, а от смеха чувствовалась невыносимая боль в мышцах живота.
Ещё одна неприятность, почти ежевечерняя – чёрные силуэты за окном… Отделение было на первом этаже и кое-чем озабоченные мужчины пользовались этим. Вроде бы совсем безобидно, если не обращать внимания, но неожиданное их появление пугало обитателей женских палат, если они вовремя не закрывали окна шторками.
Через две недели нашей девушке разрешили вставать. Не тут-то было… Всего-то две недели, а ноги, как не свои… Приходилось кому-нибудь из окружения помогать ей из лежачего положения садиться на кровати (рассечённые мышцы не давали делать это самостоятельно).
Был такой случай, когда во время перевязки дали свет (а тогда часто отключали электричество) и медсестра быстро закончив свою работу, сразу побежала наверх на операцию, сказав, что бы больная вставала сама. А девушка даже не успела сказать, что бы та помогла ей хотя бы сесть на кушетке... Лежит бедная наша девушка, слышит, как рядом в столовой уже гремят ложками по тарелкам с казенной кашей, и плачет (после полуторамесячной капельницы у неё появился, наконец, аппетит), зовёт на помощь…
Каждую неделю заведующий отделением назначал новые лекарства, (в те времена запас лекарств был не плохой и на вопросы отца девочки: «…какие лекарства надо достать», врач уверял, что всё есть), но здоровье девушки не шло на улучшение. И в один прекрасный день доктор решил поговорить с ней:
- Мы испробовали все лекарства, но твоё здоровье сейчас зависит от самой тебя. Если ты захочешь, то начнёшь поправляться.
Это подействовало. Вот что значит – взять себя в руки, послушать свой организм… С аппетитом пришло и давнее, новое состояние, естественное для молодой девушки – она уже стала стесняться врачей-мужчин. Дело, хоть и медленно, но пошло на поправку. Единственное, что плохо заживало – швы.
Близилась вторая половина марта.
Однажды, когда девушка сидела в коридоре больницы, к ней подошла врач и по-матерински поглаживая по голове, дрожащим голосом сказала:
- Бедная... Ты такого же возраста, как и моя дочь. Знаешь, мы до сих пор не надеялись, что ты выживешь. В моей практике такой тяжёлый случай произошёл впервые. Ты родилась в рубашке. Живи долго, девочка!
Е.Кирилова
Mail.ru,
OK.ru или
VK.com
Yandex
