Можете какие-нибудь отрывки цитировать, которые вам помогли что-то осознать или просто красиво написаны..
)))
Как монологи со сцены...

Человеческая жизнь тянется слишком долго для одной любви. Просто слишком долго. Любовь чудесна. Но кому-то из двух всегда становится скучно. А другой остается ни с чем. Застынет и чего-то ждет... Ждет, как безумный…

Эрих Мария Ремарк

– Бонжур, мадемуазель, – вежливо поздоровался он.
Услышав это, я тут же пришла в себя. Если ко мне, матери подрастающих сыновей, обращаются «мадемуазель», значит, решили вести мирные переговоры. Следовательно, пока мне ничего не грозит, убивать в ближайшее время меня не собираются, и я могу покапризничать.


Возможно, деньги — это и гадость, но, в конце концов, я была матерью-одиночкой с двумя детьми. Так что если кому-то вдруг придет в голову оставить мне в наследство деньги, я готова принять эту гадость, скажем, с демонстративным отвращением.

Антон Павлович Чехов

Размазня

На днях я пригласил к себе в кабинет гувернантку моих детей, Юлию Васильевну. Нужно было посчитаться.

– Садитесь, Юлия Васильевна! – сказал я ей. – Давайте посчитаемся. Вам, наверное, нужны деньги, а вы такая церемонная, что сами не спросите... Ну-с... Договорились мы с вами по тридцати рублей в месяц...

– По сорока...

– Нет, по тридцати... У меня записано... Я всегда платил гувернанткам по тридцати. Ну-с, прожили вы два месяца...

– Два месяца и пять дней...

– Ровно два месяца... У меня так записано. Следует вам, значит, шестьдесят рублей... Вычесть девять воскресений... вы ведь не занимались с Колей по воскресеньям, а гуляли только... да три праздника...

Юлия Васильевна вспыхнула и затеребила оборочку, но... ни слова!..

– Три праздника... Долой, следовательно, двенадцать рублей... Четыре дня Коля был болен и не было занятий... Вы занимались с одной только Варей... Три дня у вас болели зубы, и моя жена позволила вам не заниматься после обеда... Двенадцать и семь – девятнадцать. Вычесть... останется... гм... сорок один рубль... Верно?

Левый глаз Юлии Васильевны покраснел и наполнился влагой. Подбородок ее задрожал. Она нервно закашляла, засморкалась, но – ни слова!..

– Под Новый год вы разбили чайную чашку с блюдечком. Долой два рубля... Чашка стоит дороже, она фамильная, но... бог с вами! Где наше не пропадало! Потом-с, по вашему недосмотру Коля полез на дерево и порвал себе сюртучок... Долой десять... Горничная тоже по вашему недосмотру украла у Вари ботинки. Вы должны за всем смотреть. Вы жалованье получаете. Итак, значит, долой еще пять... Десятого января вы взяли у меня десять рублей...

– Я не брала, – шепнула Юлия Васильевна.

– Но у меня записано!

– Ну, пусть... хорошо.

– Из сорока одного вычесть двадцать семь – останется четырнадцать...

Оба глаза наполнились слезами... На длинном хорошеньком носике выступил пот. Бедная девочка!

– Я раз только брала, – сказала она дрожащим голосом. – Я у вашей супруги взяла три рубля... Больше не брала...

– Да? Ишь ведь, а у меня и не записано! Долой из четырнадцати три, останется одиннадцать... Вот вам ваши деньги, милейшая! Три... три, три... один и один... Получите-с!

И я подал ей одиннадцать рублей... Она взяла и дрожащими пальчиками сунула их в карман.

– Merci, – прошептала она.

Я вскочил и заходил по комнате. Меня охватила злость.

– За что же merci? – спросил я.

– За деньги...

– Но ведь я же вас обобрал, черт возьми, ограбил! Ведь я украл у вас! За что же merci?

– В других местах мне и вовсе не давали...

– Не давали? И не мудрено! Я пошутил над вами, жестокий урок дал вам... Я отдам вам все ваши восемьдесят! Вон они в конверте для вас приготовлены! Но разве можно быть такой кислятиной? Отчего вы не протестуете? Чего молчите? Разве можно на этом свете не быть зубастой? Разве можно быть такой размазней?

Она кисло улыбнулась, и я прочел на ее лице: «Можно!»

Я попросил у нее прощения за жестокий урок и отдал ей, к великому ее удивлению, все восемьдесят. Она робко замерсикала и вышла... Я поглядел ей вслед и подумал: легко на этом свете быть сильным!

1883

Ножницы-губы сверкали, улыбаясь.
— Плохо ваше дело! По-видимому, у вас образовалась душа.
Душа? Это странное, древнее, давно забытое слово.
Мы говорили иногда «душа в душу», «равнодушный», «душегуб», но душа...
— Это… очень опасно, — пролепетал я.
— Неизлечимо, — отрезали ножницы.

Евгений Иванович Замятин, роман "Мы"...

Именно текст?
Паустовский, Бредбери. Как песня, как волшебство.

Из пепла и праха, из пыли и золы восстанут, будто золотистые саламандры, старые годы, зеленые годы, розы усладят воздух, седые волосы станут черными, исчезнут морщины и складки, все и вся повернет вспять и станет семенем, от смерти ринется к своему истоку, солнца будут всходить на западе и погружаться в зарево востока, луны будут убывать с другого конца, все и вся уподобится цыпленку, прячущемуся в яйцо, кроликам, ныряющим в шляпу фокусника, все и вся познает новую смерть, смерть семени, зеленую смерть, возвращения в пору, предшествующую зачатию. И это будет сделано одним лишь движением руки...

Высоцкий
Веллер
Губерман

Кунин сюда впишется)

Когда-то прочитала у мамы выписаную цитату и поняла, как мама несчастна." Запомнилось.
И все-таки они держались друг за друга, крепко связанные ненавистью и нуждой. Они были рабами привычки - той силы, что не дает земле разлететься на куски, хотя, впрочем, существует еще какая-то дурацкая теория притяжения."
О.Генри.

А я люблю Азимова:
Люди иногда принимают свои недостатки за недостатки общества и хотят переделать Города, потому что не знают, как исправить самих себя. («Стальные пещеры»)

Всегда старайся сначала подумать, а потом лучше промолчи. («Я, робот»)

Родная душа!

Нихрена себе, Танюха, ты жгешь не по- детски...Ну что ж, попробуем, припомним...Ты ж не ограничиваешь, можно разбить на поэзию и прозу. На отечественную и зарубежную. Классику постсоветскую,советскую и русскую...Погнали наши городских итак поэты:
Пушкин, Есенин.( много кто еще).
Проза до исторического материализма:Пушкин,Лермонтов,
Куприн,Шмелев,Глеб Успенский,Чехов, Бунин( уважаю, понимаю, ценю но не люблю. Хотя Мастер)да много еще..
Советские: Шукшин, Довлатов,Дубов, Погодин,Стругацкие, Алексин, Лиханов ( и много еще)
Иностранную литературу знаю плохо, но Ремарк,Брэдбери- любовь.И особнячком Оруэлл и Хаксли- пророки.
А вот современники- че т туго...кроме пожалуй Полякова остальное читал от случая к случаю. Ниче определенного сказать не могу. Ну а если одного назвать:
ПУШКИН.

Всё страдательное и философическое было прочитано в нежном возрасте. Теперь только Азимов, Бредбери, Хайнлайн, Каттнер...
Сквозь годы Чехов, Есенин " ...Если раньше мне били в морду,
То теперь вся в крови душа.

И уже говорю я не маме,
А в чужой и хохочущий сброд:
«Ничего! Я споткнулся о камень,
Это к завтраму все заживет!»
Недавно Макс Фрай случайно был прочитан. "Сказки старого Вильнюса" Вкусно, атмосферно, солнечно, как в детстве...

Рэй Брэдбери.
"И всё-таки наш..."

"Питер Хорн вовсе не собирался стать отцом голубой пирамидки. Ничего похожего он не предвидел. Им с женой и не снилось, что с ними может случиться такое. Они спокойно ждали рождения первенца, много о нем говорили, нормально питались, подолгу спали, изредка бывали в театре, а потом пришло время Полли лететь вертолетом в клинику; муж обнял ее и поцеловал.
–Через шесть часов ты уже будешь дома, детка, – сказал он. – Спасибо, эти новые родильные машины хоть отцов не отменили, а так они сделают за тебя все, что надо.
Она вспомнила старую-престарую песенку: "Нет, уж этого вам у меня не отнять" – и тихонько напела ее, и, когда вертолет взмыл над зеленой равниной, направляясь в город, оба они смеялись." И так далее, потрясающий рассказ о родительской любви.

Камарад, почему никто Булгакова и немецкого Набокова не написал?)

Пуля производит удивительные изменения в голове, даже если она попадает в задницу.


Когда перекошен весь мир, то легче признать ненормальным того, кто держится прямо...


Любовь и дружба - это то, ради чего приходится терпеть измены и предательство.


— Разве любовь — это слабость?
— Если любовь в тебе — это сила. А если ты в любви — это слабость.


С. Лукьяненко

Булгаков согласна, ещё оба Толстых, Куприн, биографии Ахматовой и Цветаевой, написанные их личными биографами. Из современных Пелевин, Маша Арбатова, Олег Рой. Из детства запомнилась Мухина-Петринская, из детства дочки "Полианна" и "Маленькие женщины", авторов не помню))) всех в-общем, и не перечислить.

Каждое утро Маделен воскресала. Воскрешение происходило перед зеркалом и продолжалось от получаса до сорока пяти минут. Во время этого процесса она была полностью поглощена им, тщательно и бескомпромиссно выполняя то единственное, что, по её глубокому убеждению, она действительно хорошо умела делать. Она возрождала иллюзию того, что «Маделен выглядит великолепно».

Лицо, которое она видела в зеркале, садясь у туалетного столика, было, по её собственному мнению, невзрачным лицом. Не увядающим, не лицом в процессе разрушения — ведь Маделен было всего лишь тридцать лет. Но оно — как ей казалось — было блёклым и безликим, казалось, что оно в любой момент может исчезнуть — и не то чтобы вспыхнув разрушительным пламенем, а просто-напросто слившись с окружающими предметами из-за своей серой обыденности.

На эту поверхность она теперь накладывала одновременно чувственную и сдержанную маску. Очистив кожу лосьон-тоником и создав основу из обезжиренных, стянутых пор, она при помощи бархатисто-матового крема удалила последние десять лет своей жизни.

Наталья, куда же ты дела Клиффорда нашего Саймака? А Шекли? А Гаррисон, а Янг?
Лейнстер, Найт, Кларк, Гамильтон- могу продолжать до бесконечности. Тоже подсел на старую добрую фантастику. На Достоевского уже не тянет.