есть один яркий пример и решение,от одного не местного человека
Кое–кто уже слышал обрывки истории о нехорошей квартире. Всю же историю не слышал, кажется, никто.
Однако, прежде чем речь пойдет о самой квартире, я устрою небольшой экскурс по местно
Итак, Колпино. Колпино — это депрессивный пригород Петербурга, непосредственная близость коего спасает указанное место от печальной участи моногорода. Построенный еще в 18 веке, городок изначально задумывался как поселок вокруг Ижорского завода. Таковым он, в сущности, остается и поныне.
В силу многих причин, большинство из которых имеют психопатологический характер, колпинцы ощущают себя подцивилизацией петербуржцев. Разница эта сродни той, что разделяла осси и весси в послевоенной Германии. Берлинская стена ныне проходит где–то в районе Московской Славянки. С одной стороны, местные жители прежде всего колпинцы, и на этом настаивают с упорством, достойным лучшего применения. С другой стороны, если вы им скажете, что Колпино — это не Петербург, вы станете их врагом номер один.
В последнее время Колпино, конечно, стали приводить в божеский вид. Насадили множество деревьев, взялись, наконец, за уборку улиц. Даже фонтаны в Ижоре установили напротив здания заводоуправления. Это, честно говоря, выглядит жалкой попыткой сымитировать фонтаны в Неве напротив Эрмитажа, да, в сущности, ею и является.
Ладно, издеваться над своей малой родиной я могу очень долго. Для того, что я собираюсь рассказать, важно только следующее: я там родился, вырос, и только переезд в Питер спас меня от православия головного мозга, квасного колпинского патриотизма и неведомо–чего–еще, о чем, собственно, и будет дальнейший сказ.
Итак, есть в Колпино улица, которая носит имя Веры Слуцкой. Вера Слуцкая — это такая революционерка, которую, естественно, на самом деле звали Берта Брониславовна. Так вот, это одна из самых больших улиц в Колпино, и она пересекает все другие главные улицы этого городка — проспект Ленина, Пролетарскую и Заводской проспект, попутно минуя Павловскую и бульвар Трудящихся. На углу с проспектом Ленина и располагается тот самый дом, в котором притаилась нехорошая квартира.
Что же в ней нехорошего, спросит тот, кому я еще не рассказывал хоть одну часть этой истории. Ответ очень простой — там на протяжении всего ее существования творилось черт знает что. Сейчас, разумеется, выяснить, кто, собственно, запустил все это домино, уже невозможно, но факт остается фактом — квартира несколько раз горела, несколько раз там совершались самоубийства, наконец, там и своей смертью немало людей померло. Все это создавало неповторимую атмосферу для любого, кто имел удовольствие там проживать.
Это, казалось бы, можно пережить, особенно, если живешь там, почитай, с рождения. Я бы все это и пережил, если б этим нехорошая квартирка и ограничилась.
Окей, а сейчас, чтобы дальше было проще рассказывать, я вам накидаю план этой квартиры, добавив в него для солидности какие–то формулы, которые мне кажутся уравнениями Максвелла.
В этой квартире, несомненно, был полнейший кавардак, который я замечал еще будучи совсем ребенком. Тогда я, разумеется, и представления не имел, что именно вижу, но сейчас, задним числом, понимаю, что уже тогда было нужно рвать когти.
Итак, эпизод 1. Скрытая угроза. Мне около шести лет, я беззаботно иду из большой комнаты по маленькому коридору. За каким чертом я иду, я не помню, да это и не важно. А важно то, что дверь в ванную комнату открыта. Свет там не горит.
И вижу я, что в темной комнате стоит человек. Разглядеть его сложно, но сомнений в том, что там кто–то есть, вообще не возникает. Этот человек просто стоит, и, кажется, смотрит на меня. Я же прекрасно знаю, что никого в ванной быть не должно, а особенно — этого незнакомого типа.
Это так выглядит со стороны. А я тем временем чувствую совершенно животный ужас и желание проломить стену, лишь бы сбежать подальше, поскольку присутствие неизвестного пугает меня в невероятной, невозможной степени. Завопив от страха, я убежал обратно, и, рыдая, начал пытаться объяснить кому–то из своих родственников, находящихся в комнате (кому — не помню), что же там происходит. Снисходительный взрослый человек, что абсолютно нормально в такой ситуации, мило улыбается и идет включать в ванной свет. Выйдя из комнаты, я увидел, что ванная пуста, включение света потеряло необходимость, но изложить перехлестывающие через край мысли и эмоции я не мог. Так и остался дураком.
Эпизод 2. Это даже не эпизод, а серия происшествий. Пожалуй, это единственная часть всего повествования, которую с большой долей вероятности можно списать на игру воображения. Упомниаю я о ней только потому, что в сочетании со всем остальным она смотрится вполне убедительно, для меня, во всяком случае.
Речь идет о том, что начиная с самого детства, и заканчивая последним днем моего пребывания в нехорошей квартире, я постоянно краем глаза видел фантомные антропоморфные фигуры. Разглядеть их в деталях я, разумеется, не мог, однако иногда даже мог сказать, что на них надето. Как бы там ни было, нигде, кроме как там, ничего подобного я не видел.
Эпизод 3. Мне уже двенадцать. Возможно, чуть меньше. Когда именно все это началось, я уже и не вспомню, но тут дело совсем не во времени.
Место действия — большая комната, которая вообще, кажется, является корнем всех зол нехорошей квартиры. Однажды ночью, ближе к двенадцати, раздался удар в стену. Потом еще один. И это продолжалось довольно долго. Первоначально приписываемый сумасшедшему соседу, вздумавшему вешать картину среди ночи, стук этот вскоре показал себя, как вполне самостоятельное явление. Во–первых, звук его был совсем не таким, как при ударе с другой стороны стены. Он звучал так, будто бьют изнутри. И, наконец, по прошествии какого–то времени стук прекратил ограничиваться одним местом и стал гулять по всему периметру комнаты. Описать эти ощущения сложно. Если говорить очень коротко и неполно, это смутный, и оттого еще более сильный, страх. Очень неприятные, мерзкие вибрации, будто бы стук этот проникает в самое нутро. И да, здесь мое свидетельство неопровержимо, ибо стук слышал не только я, но и вся моя родня, и даже некоторые избранные гости.
Мои бабушка и дед, весьма религиозные люди, даже вызвали священника из ближайшей церкви, чтобы он разобрался с этим мистическим стукачом. Явившись, поп, хотя и округлил глаза, все же взялся за работу. Он ходил по комнатам, кропил стены святой водой и страшно матерился. Не знаю, насколько последний пункт соответствует этике священнослужителей, но, честно говоря, осудить его за это было сложно.
Стук был слышен только в большой комнате. Небольшое обозрение самой комнаты — в эпизоде 4, который вот–вот начнется.
Эпизод 4. Итак, что же помимо стука было не так с большой комнатой? Ответить на этот вопрос достаточно просто. Там кто–то был. И этому кому–то очень не нравилось наше соседство. Оказываясь там, я постоянно чувствовал на себе взгляд, и, уверяю вас, лаской и теплом там и не пахло. Было постоянное ощущение неуюта, враждебности, присутствия чего–то другого. Я помню, как, отчаянно мандражируя, выходил оттуда — в спину как будто стрелы летели, а я смотрел на дверь и молил всех богов, чтобы она не начала, как в каком–нибудь дешевом фильме ужасов, медленно закрываться. К этому прибавлялись жирные пятна идеально круглой формы, выступающие то там, то тут на стенах. Если добавить к этому постоянно скрипящий паркет и самостоятельно открывающиеся двери, картина станет и вовсе шикарной. Когда мне стукнуло 14, в той комнате уже никто не жил. Это было просто невозможно.
Эпизод 5. Вот это самый кошмар. Тут что–либо добавлять излишне. Пожалуй, чтобы сэкономить свое время (я уже порядком залюбился писать этот пост), я просто процитирую собственный комментарий из полтергейст–поста.
Я тогда учился, кажется, то ли в десятом, то ли в одиннадцатом классе. Однажды ночью я внезапно проснулся — ну, как обычно бывает, вдруг вскакиваешь посреди интересного сна, и понять не можешь, в чем тут дело. Так вот, проснулся я и вижу — подле кровати стоит туманный конус с тупым верхом. Он не светился, не двигался — просто стоял. Сгусток непонятной белесой жути с четкими границами. Я от ужаса пошевелиться едва мог. Смотрел на этот конус, а сам думал… Да что я вру, ничего я не думал, мне даже мысли парализовало. Никто ведь не ждал испанской инквизиции. И тут из конуса вырвался туманный протуберанец и схватил сушеные цветы, за каким–то чертом стоявшие в вазе, после чего медленно выплыл прочь из комнаты. Вместе с цветами. Какое–то время я лежал, боясь пошевелиться, а потом вскочил и выбежал в коридор. Включил свет. О черт! Сушеные цветы. Они лежали один за другим, словно пунктирная разметка на дороге. Один за другим. Заворачивали в другой коридорчик. Последний из цветов лежал не в одну линию с остальными, а под углом к ним.. Как бы заворачивал. Заворачивал в комнату, где год назад в мучениях умерла моя бабушка.
Я тогда жил в маленькой комнате, а цветочная дорожка вела к холодной. Сказать, что я обосрался — это ничего не сказать. Пожалуй, это именно тот случай, который вбил последний гвоздь в гроб моего рационализма и материализма заодно.
История эта заканчивается очень хорошо. В 2004 году терпению пришел конец и нехорошую квартиру продали. Покидая ее в последний раз, я испытывал непередаваемое облегчение. Внутренне хохоча от злорадства, я передал ключи новым хозяевам, вышел на лестницу и со спокойной душой уехал в новый дом.
Сейчас бывает, я думаю, как они там поживают. И демон злорадства снова начинает меня щекотать.